Екатерина вздохнула. Мамонов далеко не такой, как Орловы и Шешковский. Он нанес ей жесточайшее оскорбление. А как он смотрел на нее! Она читала в его глазах нескрываемое, очевидно давно таившееся в глубине его души отвращение. И что же? Он будет наслаждаться счастьем с молодой женой!.. Будет ей рассказывать о том, как бросил, оттолкнул ради нее гордую императрицу, северную Семирамиду, красоту и мудрость которой воспевали все поэты и философы мира. Вольтер, Дидро и Гримм ей поклоняются. Державин поет ей оды, как Фелице, и сонеты, как женщине. А какой-то Мамонов бросает ради ничтожной, пустой и ветреной девчонки победоносную устроительницу русской земли, продолжательницу Петрова дела… Надо отомстить…
Но как? Отравить Щербатову?.. Конечно, это очень легко.
Но Мамонов и другие догадаются. И, наконец, не надо больше крови, не надо смерти.
Смерть разве наказание? Смерть — покой, небытие. А ей хочется наказать дерзкую так, чтобы она всю жизнь помнила нанесенное ей оскорбление.
Императрица долго думала и, наконец, выдумала.
Свадьба Мамонова по желанию императрицы была отпразднована пышно и весело. Государыня уже утешилась как любовница. Анна Нарышкина представила ей Платона и Валерьяна Зубовых. Оба брата произвели на царицу чарующее впечатление, и оба сделались ее фаворитами.
Но оскорбленная царица утешиться не могла.
Конечно, она не показала Лизаньке своей ненависти. Она подарила Мамонову три тысячи душ крестьян в виде свадебного подарка. Надо же заботиться о народе и дать народным душам хозяина в чьем-нибудь лице…
Лизанька Щербатова была тронута добротой государыни, которая сама одевала ее к венцу и подарила молодой десять тысяч рублей золотом на счастье, жениху — два бриллиантовых кольца для обручения огромной стоимости.
Лизаньке даже было жаль, что она обидела государыню и венчается с ее фаворитом. Под венцом она все плакала.
Поздравив молодых и выпив шампанского за их благополучие, Екатерина удалилась в свои покои.
Через четверть часа к Мамонову явился дежурный офицер с приказом немедленно оставить Петербург с молодой женой. Тут же ему был передан пакет с миниатюрным его собственным портретом, который царица всегда носила на груди. Портрет был изуродован.
Мамонов с женою поселился в Москве и весь отдался своему счастью.
Через две недели, которые пролетели в сладком и уютном единении, молодые однажды гуляли в парке, потом вернулись в свою спальню, предвкушая новые наслаждения любви.
Неожиданно из темноты выскочили солдаты. В один миг граф и графиня были связаны.
Мамонов закричал, но знакомый голос сказал ему: