Впереди, там, где стена переходила в осыпь камней и мусора, виднелась дельта реки с серой водой. Пока я стоял, предаваясь размышлениям, последний луч солнца погас, резкий порыв ветра зашуршал травой. В небе надо мной уродливая птица со змеевидной шеей возвращалась к руинам, и я заметил, что в своем крючковатом клюве она держала рыбу, которая беспомощно извивалась и пыталась вырваться. Я проследил взглядом за птицей — наконец она стала снижаться и села на камни, один из которых упал и укатился в траву.
И в надвигающихся ноябрьских сумерках я почувствовал, каким холодным, пустынным и жутковатым было это место. Не желая оказаться во власти нездоровых мыслей и подавленного настроения, я уже собирался покинуть кладбище и поскорее вернуться в дом, чтобы зажечь свет во всех комнатах и по возможности развести камин, после чего приступить к работе над бумагами миссис Драблоу. Но когда я повернулся и снова обвел взглядом кладбище, то увидел женщину с изможденным лицом, которая присутствовала на похоронах миссис Драблоу. Она стояла у самой стены, рядом с одним из надгробий, еще не успевшим покоситься. На ней были тот же самый наряд и чепец, который она теперь уже не так сильно надвинула на глаза, и я смог лучше рассмотреть ее лицо.
В сером свете сумерек оно казалось бледным и блестящим, как голый череп. Прежде, когда я украдкой бросал на нее взгляды, я не заметил, чтобы ее истощенное лицо что-то выражало, меня лишь поразил ее невероятно болезненный вид. Но теперь я смотрел на нее так пристально, что у меня заломило глаза, смотрел с удивлением и замешательством, поскольку совсем не ожидал найти ее здесь, и мне удалось разглядеть выражение лица женщины. Я попробую описать его, хотя слова едва ли смогут сказать то, что я увидел: эту отчаянную, страстную злобу; это желание отыскать то, что ей так хотелось обрести, что у нее когда-то отняли и на поиски чего она потратила целую вечность. Казалось, она готова со всей силой обрушить свою злобу, ненависть и презрение на того, кто забрал у нее самое дорогое. Ее лицо было мертвенно-бледным, глаза провалились и горели ярким огнем, как у человека, охваченного сильным переживанием, которое кипит в душе и вырывается наружу. Я не знал, направлена ли эта злоба и ненависть на меня — я не мог привести ни одного логического обоснования, чтобы сделать подобное предположение, однако в тот момент я вряд ли был способен мыслить рационально и последовательно. Это дикое, заброшенное место и неожиданное появление женщины с пугающим выражением лица наполнили мою душу страхом. Никогда еще в своей жизни я не испытывал подобного ужаса, никогда прежде мои колени не дрожали так сильно, а по коже не бегали мурашки, никогда еще мое тело не становилось холодным как камень, а сердце не колотилось в груди словно молот о наковальню, подпрыгивая и рискуя в любую минуту выскочить в мой пересохший рот. Я никогда не предполагал, что ужас и чужая злоба полностью парализуют меня и подчинят мою волю. Мне стало так страшно, что я больше не мог здесь находиться, но у меня не хватало сил сдвинуться с места и обратиться в бегство, и я был абсолютно уверен: еще немного, и мое бездыханное тело упадет на этот жалкий клочок земли.