Вполне она еще не сознавала той роли, которая предназначается ей в недалеком будущем, но особенности этой роли смутно понимала и как-то покорно мирилась с нею, никуда не стремясь, но ни от чего и не отказываясь, и не отстраняясь. Она фаталистические отдавалась течению, уверенная в том, что живая волна вынесет ее на светлый берег. Ее внезапно охватила какая-то слепая вера в судьбу, в свое счастье.
С постели она поднялась поздно, так как накануне была оповещена о том, что ей не нужно являться на репетиции. Ей предстоял только визит к матери, которая, как ей сказал государь, прощаясь с нею у подъезда театрального училища, до которого он довез ее в своей карете, будет уже готова к встрече с нею и до ее приезда успеет получить свой увольнительный билет.
Действительно, старушка ждала свою «ясочку», причем ждала слегка напуганная и удивленная. Увольнительный билет ей рано утром принес сам эконом, учтиво и почтительно извинившийся перед нею за промедление, случившееся по вине писаря, не тотчас доложившего ему о желании госпожи Асенковой покинуть убежище. Вместе с тем эконом униженно попросил старушку довести до сведения Высочайшего двора, что в бытность свою в богадельне она была всем довольна и никаких претензий к учреждению не имеет.
Старушка слушала его, как во сне. Она решительно не понимала, чего от нее хотят, и, не понимая, слегка трусила. Она никогда ни на что не жаловалась, а, наоборот, всегда за все усердно благодарила.
Да и как было не благодарить, когда ее, нищую, даром поили и кормили в богадельне, да еще и по два платья в год «строили»? Хотя и плохи были эти даровые платья, хотя их не хватало даже и на три месяца, но все-таки они были даровые. А даром кто же обязан содержать чужого человека?
В этом смысле старушка и перед экономом рассыпалась в благодарных и робких уверениях и только относительно Высочайшего двора осторожно «доложила» ему, что ни с кем из придворных лиц она никогда не беседовала и беседовать не думает.
— Но… ваша дочка? — неловко начал эконом и остановился.
Старушка с достоинством взглянула на него.
— Моя дочка — еще совсем малолеток, ваше превосходительство! — сказала она, по обыкновению награждая свое непосредственное начальство неподобающим титулом. — Она еще только из училища, благослови Господи, вышла, из яичка только что, можно сказать, вылупилась, и если заметило ее начальство и наградило по своей милости, так все-таки это ее из обычной колеи не выведет сразу и много ей надо будет поработать, чтобы на прямой путь выдвинуться.
Эконом пристально взглянул на старуху, желая проникнуть в то, хитрит она или в самом деле в своей наивности не понимает, что карьера ее дочери уже сделана, а затем ушел, еще раз пожелав ей полного счастья и удачи.