Глава 4
Алмазное подземелье
— Похоже, мы нашли то, что искали, — негромко сказал Ван Вирт, жестом указывая на видневшуюся впереди на холме небольшую деревянную часовню. Она стояла чуть поодаль от лесной опушки, в тени которой прятались Анна с магом, — почти на откосе, откуда с поляны открывался свободный вид на всю округу, так что подойти к ней при свете дня незамеченными оказалось просто невозможно. Особенно чужому, свои же, по-видимому, уже были здесь: к перекладине стойла близ крыльца кто-то, приехавший к часовне прежде Ван Вирта и Анны, привязал лошадь. Но, судя по всему, место это было животному хорошо знакомо, и поэтому лошадь привычно и неторопливо жевала брошенное в кормильные ясли сено, лишь изредка вздрагивая ушами на подозрительное шуршание опавшей листвы по траве.
Осень стояла теплая, но увядание брало свое — чащи становились прозрачнее, а огненное золото листьев с легкостью повиновалось потоку ветра, словно невзначай то тут, то там смахивающего с ветвей их недавно роскошное одеяние. Ван Вирт смотрел на чудачества ветра с опасением, думая лишь о том, как сохранить тайну их появления в здешних краях, Анна же думала о другом…
Они покинули охотничью сторожку на рассвете. Молчаливый Карл, поднявшийся раньше других, подготовил лошадей к походу. И вчера, наблюдая, как он управляется с животными, Анна отметила еще один удивительный дар молодого Ван Вирта — лошади слушались его, точно он был и не хозяин даже, а вожак, и вели себя послушно и спокойно. Инсценировав картину гибели Анны и ее спутника, Карл увел с собою стоявших в упряжке кареты коней и тех двух, что были под казаками, и теперь они должны были помочь магу и Анне добраться до места, о котором рассказал Санников. Одну из лошадей Карл навьючил провизией и теплыми вещами — вдруг придется заночевать в лесу, вторая должна была идти налегке — она предназначалась для смены. На оставшихся двух предполагалось ехать магу и Анне, и весь вечер перед походом Карл колдовал с седлом для одной из них, приспосабливая для езды верхом под женскую фигуру — грел на огне и стучал по изгибам тяжелым колышком, размягчая и придавая седлу новую форму. И когда утром Анна по просьбе Карла опробовала его работу, седло оказалось довольно удобным: она могла сидеть боком, не рискуя упасть, и — в самом седле, без опасения с непривычки утомиться от езды верхом. На что Карл удовлетворенно кивнул головою, по-прежнему молча и без малейшего проявления иных эмоций. И, надо сказать, эта его сосредоточенность успокаивала.
Волнение, которое не оставляло Анну все эти дни, несмотря на предстоящие трудности, отступало, когда она говорила с Ван Виртом или наблюдала за тем, как ведет себя Карл. Возможно, этим людям было открыто нечто большее, нежели способность ловкости рук и склонность к проницательности. И, глядя на отца и сына, Анна подумала, что мишура волшебства и театральности, которая окружала их, — всего лишь защита от людей, которые не всегда с должным пониманием относятся к существам, наделенным необычным даром. Страх перед неизвестностью и неопределенностью — вот, что всегда стесняет талант в обыденности, среди людей и правил жизни, заставляя видеть в исключительности ярмарочное уродство или розыгрыш. Однако, затаив дыхание, пока Людвиг Ван Вирт расколдовывал пострадавшее сознание Санникова, Анна впервые почувствовала не ужас перед тем, кому позволено погружаться в глубины памяти, а благодать откровения — как будто и ее коснулось просветление разума, которым мягко и бережно управлял Людвиг Ван Вирт.