Брат Лаврентий появился возле Харузина почти сразу после того, как ушла взволнованная Гвэрлум. Устроился рядом, на коленях — толстая книга.
— Развлечь тебя пришел, — сообщил инок.
Эльвэнильдо глянул на друга с признательностью и легкой насмешкой.
— Ну и попал же я в глупую историю! — выговорил он. — И почему-то мне стыдно…
— Стыд — чувство весьма похвальное, свидетельствующее о наличии у тебя совести, — ответствовал Лавр. — А в историю мы сами тебя впутали. И еле выпутали. Колупаев нам не очень-то доверяет.
— Как же вы его уговорили? — удивился Эльвэнильдо.
— Он думает, что мы поможем ему разобраться в этом деле, — объяснил Лавр.
— Какие-то блины поминал, — вспомнил Эльвэнильдо. — Мы с другими слугами действительно кое-что из кладовки стащили и съели…
Несмотря на очевидную трагичность ситуации, Лаврентий тихонько рассмеялся.
— Блинами, друг Сергий, называют фальшивые деньги, а блинопеками кличут фальшивомонетчиков…
— Так вот оно что…
Харузин надолго задумался. Получается, что Глебов, такой добрый, милостивый и справедливый — фальшивомонетчик… Преступление, в глазах человека, воспитанного в конце двадцатого века, не слишком уж ужасное. Но в веке шестнадцатом за него карают очень сурово. И то, что Глебов подставил под удар семью и слуг, в глазах Эльвэнильдо выглядело непростительным.
— Блинопек, — повторил он задумчиво. — Вот оно как…
Дверь негромко, вкрадчиво скрипнула, и в комнату пробрался Пафнутий. Он ходил за Лавром, как тень, как будто чего-то опасался и один только брат Лаврентий мог избавить его от подстерегающей повсюду беды. Когда Лавр обернулся и встретился с блаженным глазами, тот опустил ресницы и расцвел застенчивой улыбкой.
— Я уж тут с вами посижу, — умоляюще выговорил он.
— Животко не пришел еще? — спросил Лавр.
Харузин приподнялся на локте и едва не опрокинул став с водой.
— А куда Животко подевался? — удивился он.
— Ушел странничать, — ответил Лавр. — Не нравится мне то, что с ним в последнее время происходит.
— У него приемного отца убили, как тут не занервничаешь, — возразил Харузин. — Только бы он тоже в дурацкую историю не попал. В его возрасте, да еще в огорченном состоянии такое случается запросто.
Лавр пропустил эти слова мимо ушей. Поразмыслив мгновение, Харузин понял, что уподобился бабушке, изрекающей прописные истины, и покраснел.
Пафнутий устроился на полу, в уголке. Лаврентий раскрыл книгу, которую все это время оглаживал ладонью, и начал читать и рассказывать.
— Трудами господина нашего митрополита Макария множество угодников Божьих воссияли в сердце каждого православного человека, — начал он.