— Годрик тебе в задницу! Ты чего творишь?! — выкрикнул он в панике.
— Кошмар!
— Форменное издевательство!
— Вонючие министерские крысы!
Ругательства градом обрушились со всех сторон, сливаясь в невообразимый гвалт.
А посреди десятка рухнувших картин ни жива ни мертва стояла покрасневшая, перепуганная Луна.
— Я не хотела, — пролепетала она, обращаясь почему‑то к Гарри. — Я только решила попробовать снять несколько картин…
— Дура, — смачно припечатал Малфой.
— Пошли отсюда, — Гарри быстро пересек просторный холл, схватил девушку за локоть и подтолкнул к открытым дверям зала.
— Эй, Поттер, а убираться кто будет? — недовольно крикнул слизеринец, но с дороги благоразумно отступил.
— Ты и будешь, — буркнул Гарри.
— Сейчас, размечтался.
— Успокой своих предков, Малфой!
— Это не я их со стен посшибал.
— Но ты можешь их утихомирить? Или мне придется накладывать Силентио, чтобы они прекратили вопить? А может, и на тебя заодно наложить? — Гарри ткнул палочкой прямо в малфоевский нос. Малфой испуганно отшатнулся, но Гарри уже отвернулся, направляясь в глубь зала.
Малфой заскрипел зубами и в немом бессилии потряс кулаками.
— Психопат, — выкрикнул он наконец. — Ты мне глаз выколешь своей чертовой спичкой, Поттер!
Интересно, знал ли Малфой о подземельях? Гарри покосился на его исчезающую в дверном проеме фигуру, привычным движением потирая лоб. Шрам больше не беспокоил его: за весь год ни разу, — но привычка осталась. Воспоминание о боли сохранилось, ожидание боли не желало отпускать, а иногда Гарри даже казалось, что он чувствует слабое покалывание, пощипывание… Фантомная боль, как однажды назвала это Гермиона. Со временем пройдет. Если, конечно, это не очередная успокаивающая ложь.
— Я не знаю, почему заклинание так сработало, — тихо проговорила Луна, присаживаясь на край дивана и упираясь взглядом в пол. Штаны у нее по–прежнему были закатаны, вчерашняя грязь на ботинках засохла, и девушка задумчиво ковырнула ее носком ботинка.
— Мне кажется, — она подняла взгляд и чуть подалась вперед, понижая голос, — с этим домом не все чисто, Гарри. Сегодня ночью, когда я проснулась, мне вдруг стало так страшно… Сплошная чернота, блики на шторах и кровь пульсирует, — ее ладошка неуверенно потянулась к шее, коснулась того места, где проходила сонная артерия, — вот здесь, завороженный тихим голосом и непонятным чувством дежа–вю.
— Сначала я подумала, что это остаточное явление от заклятия страха. Папа рассказывал, что такое бывает у чувствительных людей… Ну, то есть у тех, кто может видеть тонкие материи. Нарглов, например. Но потом мне показалось, будто в комнате кто‑то есть. Кто‑то черный и… лохматый.