Алекс жевала медовые орешки, Белладжин — вяленое мясо, Растущий Стебель — водянистую мульчу, которая так нравится кактам. Они кидались друг в друга едой, пытаясь поймать ее ртом.
В парке было полно играющих, которые набрасывали кольца на столбики, стреляли из детских луков по мишеням или пытались угадать, под каким из наперстков спрятана монетка. Дети вскрикивали от радости и плакали от огорчения. Проститутки всех рас, полов и обличий с наигранным томлением скользили между палатками или стояли у лотков с напитками, подмигивая прохожим.
По мере того как они приближались к центру ярмарки, их компания постепенно рассеивалась. Они остановились на минуту — Корнфед продемонстрировал свое искусство стрельбы из лука. Он с гордостью раздарил выигранных кукол: одну — Алекс, а другую — молодой красивой шлюшке, которая аплодировала его победе. Затем они втроем, держась за руки, скрылись в толпе. Таррик оказался знатоком игры в рыбалку, вытащив трех живых крабов из огромной бурлящей лохани. Белладжин и Спинт решили погадать на будущее по картам, и оба вскрикнули от ужаса, когда усталая гадалка выложила подряд «Змею» и «Старика». Тогда они пожелали узнать мнение пучеглазой гадательницы по жукам-скарабеям. Она театрально уставилась на узоры, причудливо переливающиеся на панцирях ее подопечных, которые, неуклюже переваливаясь, ползали среди древесных опилок.
Айзек вместе с остальными оставили Белладжина и Спинта позади.
Сократившаяся компания свернула за угол у Колеса Фортуны, и взорам открылась отгороженная грубым забором часть парка. Внутри нее растянулся ряд небольших палаток, который, изгибаясь, скрывался где-то вдали. Над воротами красовалась неровно намалеванная надпись — «ЦИРК УРОДЦЕB».
— Вот что, — подчеркнуто сказал Айзек, — я должен на это взглянуть…
— Зак, ты хочешь измерить глубину человеческого убожества? — спросила молодая натурщица, имени которой Айзек не помнил.
Другие также были несколько удивлены выбором Айзека.
— Это исследование, — важно ответил Айзек. — Исследование. Кто хочет пойти со мной? Дерхан? Лин?
Остальные поняли намек и удалились, кто небрежно махнув рукой, а кто раздраженно хмыкнув. Прежде чем все они пропали из виду, Лин быстро сказала жестами Айзеку:
— Мне неинтересно. Тератология — скорее твой конек. Встретимся на выходе через два часа?
Айзек коротко кивнул и пожал ей руку. Она жестами попрощалась с Дерхан и побежала догонять художника-звукописца, чьего имени Айзек никак не мог запомнить.
Дерхан и Айзек посмотрели друг на друга.
— …И их осталось двое, — пропела Дерхан из детской считалки о выводке котят, которые гротескным образом умерли один за другим.