Наконец, женщина очнулась и, разомкнув губы, прошептала — пить. Анна немедленно поднесла ей найденный у колодца ковшик ко рту и, приподняв голову, подождала, когда она сделает несколько глотков. А потом они вместе Никитой усадили женщину поровнее на стул, обивка которого, как и все вокруг, свидетельствовала о запустении и была изъедена молью.
— Корф? Вы сказали — Корф? — промолвила женщина и, когда Анна подтверждающе кивнула, добавила: — Я знала, что этот час придет…
— Вы знаете меня? — удивилась Анна.
— Барон Иван Иванович Корф — ваш муж или отец? — продолжала спрашивать женщина, не отвечая на ее вопрос и внимательно вглядываясь в черты ее лица.
— Нет, — покачала головой Анна. — Я — жена его сына, Владимира.
— Ах, Владимира, — кивнула незнакомка. — И он тоже здесь?
— Мой муж умер, — тихо сказала Анна. — Но откуда вы так хорошо знаете мою семью?
— Мой отец когда-то служил вместе с бароном Корфом, — сказала женщина. И Анна поняла:
— Так вы Дарья Христиановна Берг? То есть — по мужу Фильшина? Вы — та, кому Иван Иванович отдал на воспитание своего незаконнорожденного сына?
— Значит, вы все знаете, — устало вздохнула женщина. — И вы искали меня, чтобы наказать за содеянное? Я же говорила, эти деньги рано или поздно погубят нас…
— О каких деньгах вы говорите? — растерялась Анна.
— О тех, что мы с мужем расходовали в течение десяти лет, скрыв от барона Корфа смерть его малыша, — после продолжительной паузы призналась женщина.
Она рассказала им все — как ее, еще не оправившуюся от потери приемного сына, умершего по малолетству в осложнение от простуды, муж уговорил не открывать барону Корфу правды. Где мы еще найдем такую возможность, чтобы жить, ни о чем не заботясь, убеждал ее супруг, и она, днем и ночью плакавшая по ушедшему Ванечке, понимая, что больше уже не выпадет ей такой случай, чтобы дитя усыновить, согласилась с ним, желая избежать хотя бы нищеты.
Как оказалось, муж за деньгами на содержание приемыша ездил в Двугорское сам, и порой барон давал денег на год, а когда и на три — тут Анна вспомнила, что Иван Иванович однажды уезжал в путешествие в Индию и Гималаи, путем Александра великого, как он сам любил рассказывать ей. Письма же писала барону Дарья Христиановна — водила пером по бумаге и плакала, ибо полюбила мальчика, как своего, и потому все, что сообщала она о сыне барону, не было абсолютной неправдой — так она представляла себе его прогулки по лесу и поездки на санях, занятия по школьным предметам и закону Божьему. Мальчик жил в ее воображении, и она постоянно говорила с ним и даже покупала к дню рождения подарки. Муж, конечно, злился на нее за эти траты, но в конечном итоге, поворчав, прощал — все равно в остатке оставалось достаточно для того, чтобы жить спокойно и безбедно.