Уже совсем стемнело, когда, наконец, сварилась каша в котле, висевшем над костром. Дрова были сыроватые, поэтому пламя то и дело гасло. Свой кусок хлеба, луковицу и горсть бобов я съел еще до закипания воды в котле, поэтому с кашей управился быстрее всех. Облизав ложку, я стал раскладывать постель в палатке, но Авл Сикул велел мне заступать в дозор.
– Извини, сынок, но по жребию вторая стража выпала нашему десятку, – жуя кашу с хлебом, проговорил декан. – Ты молодой, сил у тебя побольше, чем у нас, стариков.
Заметив ухмылки приятелей Авла Сикула, сидящих вокруг чадящего костра с котелками и ложками в руках, я хотел выругаться, но сдержал себя. Набросив на плечи плащ, надев шлем, взяв оружие и щит, я зашагал к преторию. Мне предстояло нести караул у шатра легата Цицерона.
Сильная усталость буквально валила меня с ног; чтобы стоять прямо и не шататься, я воткнул в землю копье и оперся на него. Тяжелый щит я поставил рядом, прислонив к своему левому боку. Глаза слипались; чтобы не клевать носом, я задрал голову и стал разглядывать вечернее холодное небо и плывущие по нему облака. Мысли путались в моей голове. Вернее, желание лечь и заснуть вытеснило все мысли из моей головы.
Из шатра доносились громкие голоса военачальников, среди которых выделялся уверенно-спокойный голос легата Цицерона. Там шел военный совет. Кто-то из военных трибунов говорил, что войску следует дать передышку после стремительного броска. Против этого решительно возражал Квинт Цицерон, горевший желанием завтра же идти на штурм Камбодунума.
«Ах ты, слон ушастый! – злился я на легата Цицерона. – Ты всю дорогу верхом на коне ехал, а мы пешком топали с грузом на плечах! Потом рвы копали, частокол ставили, палатки разбивали, хворост из леса носили, за водой к озеру ходили. Теперь вот в карауле стоять надо, твою мать!»
Вскоре совет закончился, военачальники стали расходиться по своим палаткам.
Рядом со мной остановился Цинна. Окинув меня внимательным взглядом, Цинна не промолвил ни слова и удалился. Через несколько минут ко мне подошел молодой слуга Цинны и сказал, что ему велено отстоять на посту вместо меня. Слуга добавил также, что Цинна ожидает меня в своем шатре.
Этот поступок Цинны растрогал меня едва ли не до слез. Я был поражен чуткостью и состраданием Цинны. В его шатре мне был предложен более вкусный ужин и чаша доброго вина. На этот раз долгой беседы у меня с Цинной не получилось. Я уснул как убитый. Цинна не стал меня будить и после возвращения его слуги из караула. На утреннее построение я прибежал из шатра Цинны, успев перед этим еще хлебнуть вина для бодрости.