— Бис, ты чудо!
Я протянула руки так близко, что их пришлось убрать от жара. И голени тоже стали согреваться.
Подросток с крыльями покраснел, выдав волну тепла, а потом большие уши встали и заворочались, глаза через секунду тоже. Донеслось далекое гудение тревожного сигнала, затем залязгал ключ в замке наружной двери. Блин. Наконец-то решили допросить?
— Прячься, — велела я, и он немедленно убрал тепло и с ним свет. — Ничего не делай, если только они не попытаются увезти меня в больницу. На лоботомию.
— Этого я им не дам, — отозвался его голос с высокого потолка, сопровождаемый тихим скрежетом когтей по металлу.
Его образ еще виделся мне тенью на изнанке век, когда распахнулась наружная дверь прямоугольником яркого электрического света, выхватившим из темноты мой нетронутый салат и опухшие колени.
Охранник отпер внутреннюю дверь и шагнул назад. Я заморгала, попыталась отодвинуться — подняться нормальным способом я не могла из-за колен. Бис надо мной цеплялся к потолку летучей мышью размером с кота — мой защитник на случай, если дело обернется плохо. Пульс стучал молотом. Цепляясь руками за угол, я сумела подняться на ноги. В тюремную больницу не пойду. Сдохну, отбиваясь.
Электрический свет закрыла чья-то тень. Пахнуло жареной свининой, у меня заурчало в животе.
— Я туда не пойду, — донесся голос Брук, недовольный и несколько высокомерный. Тень отодвинулась, снова на пол упал свет.
Брук? Брук хочет со мной говорить?
В груди заболело. Но это хотя бы не из больницы пришли. Может быть, раскол, который я видела в зале ковена, глубже, чем я думала. Такую встречу в три часа ночи никто бы не запланировал, Брук пришла сама по себе.
— Я туда не пойду, — заявила Брук уже громче в ответ на какие-то возражения. — Выведите ее сюда. Я с ней буду говорить в этой вашей пародии на библиотеку.
Приглушенный разговор, а потом далекое эхо мужского голоса:
— Идиот, она начальник твоего начальника! Выводи заключенную!
Меня осветили фонариком.
— На выход, — скомандовал кто-то, и я шаркающей походкой вышла на свет, ощущая себя очень… оранжевой. Пролитый кофе на тюремной робе выглядел засохшей кровью. Брук смерила меня взглядом, задержавшись на распухших скованных запястьях, я упрямо задрала голову. Вереск, заколотый лентой Мебиуса, уже увял. Увидев ту же эмблему на воротниках охранников, я встревожилась. У них что, даже тюрьма своя есть?
— Идти можешь, Рэйчел? — спросила она.
— Миз Морган, с вашего разрешения, — ответила я, прислонясь к стене. В животе болело, а колени ныли так, что даже голова кружилась.