— Так и оказалось: я вернул тебя твоему отцу. То есть собственноручно отправил тебя в Кошмар…
— Ты сделал то, что был должен… — я ласково прикоснулась к его груди, и тут же отдернула руку, почувствовав, что снова начинаю сходить с ума от желания его поцеловать: — Не казни себя, милый! Кошмар давно в прошлом. А в будущем у меня ты и твои жуткие иглы…
— Так ты позволишь мне себя колоть?
В его глазах плескалась затаенная боль. И я, решив отвлечь его от мыслей о моем прошлом, мечтательно вздохнула:
— Ради твоего массажа, любимый, я готова на все…
…Стук копыт лошадей двух сотен отборнейших воинов Степи отдавался в сердце Касыма гулом барабанов кам-ча. И согревал душу не хуже, чем летнее солнце: эти, уже давшие Клятву Клятв бойцы были первым дуновением смертоносной Эшшири-осс, способной в мгновение ока отправить во Тьму целый термен. Или караван из нескольких десятков рук верблюдов. И пускай клинки следующих за шири воинов еще не вкусили крови врагов, пир Великой Победы был уже не за горами.
«Ларс-ойтэ… Коме-тии… Сайка-ойтэ… Хош-лар…» — покачиваясь в седле, мысленно повторял Касым. И представлял себе то сотни белолицых и узкобедрых лайш-ири, прячущихся за высоченными стенами каменных стойбищ северян, то огромные стада тонконогих скакунов, способных в считанные мгновения унести своего всадника за горизонт, то стальные клинки, в умелых руках пробивающие насквозь лучшие кожаные доспехи сынов степи…
«Через два-три месяца мою постель будут греть самые красивые лайш-ири Хош-лара…» — внимательно вглядываясь в тоненькую черную полоску леса, появившуюся на горизонте, думал он. — «…а в руке запоет стальная сабля, такая же легкая и смертоносная, как Гюрза Алван-берза…»
Словно подслушав его мысли, Камча негромко фыркнула, сбилась с рыси, и шири виновато покосился на Идэгэ-шо, уже готовящегося исчезнуть за горизонтом: мечтать о сабле, равной клинку Атгиза Сотрясателя Земли было наглостью, недостойной воина и… правой руки берза.
«О, Субэдэ-бали…» — закрыв глаза, взмолился Касым. — «Дай мне мужества, чтобы пройти свой путь до конца и достаточно воли, чтобы совладать со своей гордыней…»
Первый меч Степи промолчал. Дэзири-шо — тоже: что им было до молитв праха на сапогах помеченного их волей вождя?
Хотя… нет, не промолчали: буквально через несколько ударов сердца, когда расстроенный собственными мыслями Касым открыл глаза, под правым передним копытом Идэгэ-шо дважды вспыхнула алая искорка костра.
«Условный сигнал! Все, как обещал сын Алоя!» — обрадовался Касым, вскинул над собой правую руку, и его воины послушно осадили коней.