– Ой, добре. А то в Мерефі офіцери стоять. Пропуски нові вимагають. Едва пропустили.
– Еге ж, влада вона і є влада, – дед поморгал на Катю, пощупал борт брички. – Вы тоді їдьте. Бричка у вас добра, та и дівка гладка. Всяко буває, мож гайдамакам сподобається. Вони хлопці ох, гарячі. Не глянуть що ви не причому.
– А де гайдамаки, дідусь?
– Та ось, – дед ткнул палкой в сторону выселок. – Другий день жидів б’ють. Вже вгамувалися б, та їхали. Попалять, пропаде все добро. Розійшлися дуже сильно.
– Погром, что ли? – не выдержал Герман.
– Москаль? – дед глянул неодобрительно. – Їдьте собі, попадетеся під гарячу руку, шиї вам повідкручують. Суспільство і так хвилюється. Гайдамаки молодих хлопців до себе зманюють. Їдьте, їдьте…
– Та ми швидко, – пообещал Пашка. – Суспільство, отже, чекає?
– А як же. Добро-то поділити потрібно. Яков ох і заможний жидок був. У нього самогон по пятерице був. Чи видане таке діло? Доторгувався, христопродавець. Що там, в місті говорять? Надовго офицеры-то прийшли?
– Та ні, вони проїздом, – сказал Пашка и тронул лошадей. – Кіз не розгуби, дідусь.
Дед пробурчал вслед бричке что-то вроде «понаехали здесь» и принялся подгонять разбредшихся коз.
– Кто б мне объяснил, чем гайдамаки от здешних мирных селян отличаются? – вполголоса поинтересовалась Катя.
– Гайдамаки воюют за независимость и туда-сюда ездят. Селяне на месте сидят. У одних винтовки, у других обрезы, – исчерпывающе разъяснил Пашка. – Ничего, мы быстренько проскочим. Лошади у нас отдохнувшие.
– Как же быстренько, у них там вроде на околице рогатки стоят, – привставшая было Катя села и потрогала каблуком спрятанный под сиденьем пулемет. – Хреново, граждане, когда патронов нэма.
Герман сунул под сиденье бинокль:
– Действительно, заграждение. И какие-то лбы рядом торчат.
– Ничего, отбрехаемся, проскочим, – заверил Пашка.
– А если слухи про Прота и до этой Остроуховки дошли?
– Да нет, село на отшибе, вряд ли они… – Пашка осекся. – Мертвяки, Екатерина Георгиевна…
Бричка выехала на развилку, здесь левая дорога уводила к корчме. Прямо посреди дороги лежали два тела. Мужчину, должно быть, волокли – рубаха задралась, худая спина обильно припудрилась пылью. Разрубленный затылок тускло чернел сквозь серебристую пыль. Женщина лежала, широко раскинув толстые ноги, юбка завернута на голову, вспоротый живот вспух мешаниной почерневших внутренностей. Ветерок стих, на бричку накатила жирная волна трупного смрада.
– С вчера лежат, – Пашка судорожно сглотнул. – Екатерина Георгиевна, может, взад повернем?
– Прот, ты туда не смотри, – апатично пробормотала Катя. – А ты, Паша, поворачивай. К корчме. Там дорога вдоль реки в обход должна идти. Проскочите.