Но ничто — ни один эпизод в его блестящей жизни — не подготовило его к тому, что происходило сейчас. И никогда он не ощущал такой тяжести от устремленных на него глаз, когда сделал шаг вперед и бросил горсть земли на гроб жены.
«Мне очень жаль» — положено говорить в подобных случаях.
Но возможно, Бог покарает его, потому что в глубине души ему вовсе не было жаль ее.
Ах, Летиция… Ему есть за что ее «поблагодарить»!..
С чего начать? Конечно, с его репутации. Лишь дьяволу известно, сколько людей знали о том, что она наставляла ему рога.
И не один раз.
Из-за нее он перестал верить в людей. Тернер всегда считал, что если относиться к другим с уважением, то вправе ожидать такого же отношения к себе.
И душу свою он тоже потерял.
Потому что когда он, сцепив руки за спиной, слушал священника, предающего тело Летиции земле, то не мог отделаться от мысли, что происходит то, чего он желал. А желал он, чтобы ее не было.
И он не хочет… и не будет скорбеть о ней.
— Как жалко! — прошептал кто-то сзади.
Тернер стиснул зубы. Никакой жалости он не испытывал. Это просто какой-то фарс. И теперь целый год он будет носить траур по женщине, которая стала его женой, будучи беременной от другого мужчины. Она околдовала его, одурачила до такой степени, что он не мог думать ни о чем, кроме одного — как сделать ее своей. Она говорила, что любит его, она улыбалась ему с чарующей искренностью, и в конце концов он признался ей в любви.
Она стала его мечтой.
А потом — кошмаром.
Она не доносила ребенка. Ребенка, который ускорил их свадьбу. Отцом ребенка был какой-то итальянский граф. Во всяком случае, она так говорила. Этот итальянец либо был женат, либо просто не подходил ей. А может, и то и другое. Тернер был готов простить ее — ведь все совершают в жизни ошибки. Разве он сам не хотел соблазнить ее еще до первой брачной ночи?
Но Летиции не нужна была его любовь. Он понятия не имел, что, черт возьми, она хотела. Власти, наверное.
Пьянящее чувство своей власти над мужчиной, который подпал под ее чары. Неужели, это так? А может, она испытывала облегчение, потому что, когда они поженились, она была на третьем месяце беременности и времени на раздумье у нее просто не оставалось.
Вот чем все закончилось — земле предают безжизненное тело.
Он сожалел лишь об одном — о том, что она навечно останется лежать рядом с усопшими ранее Бевелстоками. На надгробии будет высечено ее имя, и через сто лет кто-нибудь, глядя на выгравированные гранитные буквы, подумает, какой прекрасной дамой, вероятно, она была и какая трагедия, что умерла так рано.