От всего хозяйства одного фермера оставалась лишь собака, жалобно вывшая возле мертвецов.
Иногда Тауазуота слышал шум повозок, нагруженных женщинами и детьми беженцев. Вооружённые мужчины шли перед фургонами и за ними. Повозки, запряжённые обыкновенно быками, медленно двигались по направлению к более крупным городам.
На рассвете Тауазуоте пришлось отыскать себе укромное местечко. Он завернулся в одеяло, улёгся на дне высохшего ручья под красными ивами и сейчас же заснул.
Вечером он снова двинулся в путь и к полуночи добрался до Фарибо. Здесь тоже считались с возможным нападением индейцев, и потому день и ночь были настороже. Тауазуота прекрасно знал эту лесистую местность. Вскоре он набрёл на индейский посёлок, но не решился зайти, так как эти индейцы были в союзе с белыми. Если бы они приняли враждебного Лакота, то их могли заподозрить в предательстве, а уж никого не ненавидели с такой силой, как Маленького Ворона и его военного вождя!
Тауазуота отыскал себе укромный уголок, откуда он мог бы наблюдать за своей женой. Да была ли она там? А вдруг её подстерегли в пути и убили?!
Это была самая ужасная ночь, какую когда-либо переживал Тауазуота. Ему всё время снилось нападение и боевые крики. Наконец, он проснулся. Солнце уже стояло высоко в небе… Но что это? Разве это не его сыновья играют у палатки, совсем, как в прежние времена?… И вдруг из глубины леса он услышал голос жены. Она громко скорбела о своём супруге.
– Милый, возьми нас с собой, возьми! Умрём вместе! – воскликнула она, бросившись к мужу, которого считала уже мёртвым.
Она знала, во что была оценена голова её супруга, – о, эти метисы, которые любили деньги больше, чем кровь своих индейских матерей!
Тауазуота стоял несколько минут молча, не будучи в состоянии проговорить ни одного слова. Его мощное тело трепетало, как сосна в бурю.
– Нет, – сказал он, наконец, собравшись с духом. – Я уйду, а вы оставайтесь. Ты – женщина. Незачем говорить белым, что твои мальчики – также и мои. Приведи их ко мне сегодня вечером, я хочу на прощание поцеловать их.
Они встретились уже в сумерках, когда солнце склонялось к верхушкам деревьев.
– Ате! Ате! Папа! Папа! – закричали мальчики, несмотря на то, что их предупреждали о необходимости быть осторожными.
Мать быстро зажала им рты, и они умолкли. Тауазуота взял их на руки и стал нежно ласкать. Он улыбался им, а слёзы, крупные слёзы текли у него по щекам. Затем он исчез во мраке леса, – и семья больше никогда не видела отца.
Военный вождь всю свою жизнь был врагом белых, до самой своей смерти. Но один из его сынов стал впоследствии помощником Длинноволосого Священника (так называли епископа Уиппля Миннесотского) в распространении его веры в стране краснокожих.