Девушка в полосатом шарфе (Лестер) - страница 71

– Я так и знала! Успокойся. Это просто нервы сдают. У всех так бывает в чужой стране… Успокойся, дочка.

– Я хочу к вам, – просипела Кира. – Я хочу домой!

– Вот и замечательно!

– Правда?

– Я как раз хотела тебя позвать.

– Зачем?

– У папы в субботу день рождения, ты забыла?

– Забыла.

– Ну… бывает. Ему, между прочим, исполняется пятьдесят. Приедет много народу, мы ждем и тебя тоже. Может, прилетишь на выходные?

Кира хлюпала носом и успокаивалась.

– А сегодня что?

– Вторник. Может, отпросишься и прилетишь прямо завтра?

Кира подумала. «Есть место, где ты могла бы отсидеться и прийти в себя?» – вспомнила она слова Вальтера.

– Я попробую, мама.

– Вот и молодец. Прилетай скорее. Мы все по тебе соскучились.

– Соскучились?

– Да. А что тебя удивляет?

– Вот то и удивляет.

– Кира, опять ты за свое! А ну собирай вещи и немедленно возвращайся домой! А не то я сейчас сама поеду в аэропорт.

– Хорошо, я попробую… Мама!

– Что?

– А какая там у вас сейчас погода? – тихо спросила она, покосившись на качающиеся от ветра фонари во дворе.

– С утра было солнышко, сейчас немного туч набежало. Тепло. Каштаны все никак не облетят.

Кира тихо заскулила, представив свою квартиру и желтые ветви, заслонившие кухонное окно…

– Ну все, дочка, все. Садись на самолет и быстренько – сюда. Я тебя люблю и жду.

– Я тебя – тоже, мама. Пока.

Еще час Кира сидела на полу, вытирая слезы и раскачиваясь вперед-назад. А маленький скверик на углу ее дома сейчас так прекрасен! Там – клены, рябины и каштаны… Все – желто-красное, воздушное, нереальное… и – тишина. Только трамвайный перезвон по утрам. И что-то еще… Что-то другое, но тоже очень важное присоединялось к ее воспоминаниям. «Только, пожалуйста, не начинайте плакать без меня!» – вспомнила она веселый голос Яна и вдруг зажмурилась, обняв себя за плечи, сжавшись в маленький комочек.

– Ян! Мой Ян!.. Господи, какая же я дура!

Кира зажмурилась и сжалась еще сильней, пока ей не показалось, что сейчас хрустнут кости. Как она могла! Как у нее язык повернулся отказать ему во всяких надеждах на взаимность ради призрачной любви к Дэвиду? Ян – такой теплый, ясный, добрый – как каштан под окном. Он за два месяца стал самым родным человеком на свете. Даже… все-таки надо это мужественно признать – даже роднее мамы!

Она нуждается в нем сильнее всего! Как в друге, как в соседе, как в лучшей жилетке, в которую можно горько поплакать. Как в тот вечер, когда она пришла к нему на четвертый этаж. Тогда она не поняла, что произошло, она не поняла, что сделал Ян, однако плакать совсем расхотелось.

А еще он умеет быть другим… Он умеет быть горячим, нетерпеливым и в то же время искусным и нежным в любви; он умеет играть с ней, довести до сумасшествия, при этом оставаясь сдержанным и надменным. Он умеет доставить ей самое незабываемое удовольствие, и, похоже, готов был доставлять изо дня в день. Он… Он – великолепен. Но у него есть один-единственный недостаток: он – не Дэвид. Он просто Ян.