Пешие в основном были провожающие хозяев слуги, воины охраны, да горвальские боброловы, пришедшие поглазеть на красочное зрелище, а санные и конные отъезжающие, миновав подъемный мост над рвом, разделились на три неравные группы и стали медленно разъезжаться в разные стороны.
Князь Иван Ольшанский с воинами, оруженосцем — все верхом — и простуженный старик Иона в теплой санной кибитке, весь укутанный шкурами, двинулись на север, направляясь в сторону своих Ольшан.
Самая большая группа, в которую входили пять саней и кибиток в сопровождении вооруженной охраны — князь Федор Бельский, княгиня Ульяна и княжна Анна Кобринские — свернули на запад, взяв направление к польской границе недалеко от которой и лежало кобринское княжество.
И, наконец, самая малочисленная, но самая шумная и веселая группа бродячих музыкантов-лицедеев, радуясь удаче и восхваляя щедрость князя Федора, в сопровождении местных жителей двинулась прямо в деревню Горваль, где намеревалась задержаться еще на пару дней, чтобы позабавить горвальских боброловов своим озорным искусством и весело потратить княжеские золотые в единственном кабачке этого бобрового царства.
В то время, когда веселая и шумная толпа заполнила неширокую центральную площадь, с противоположной стороны в деревню въехал одинокий всадник. Он был одет в теплый костюм из самого лучшего и дорогого сорта бобрового меха, а голову его полностью покрывал такой же меховой капюшон.
Добравшись до центральной площади всадник въехал в толпу веселых артистов и стал пробираться сквозь нее, время от времени стегая коня нагайкой. Лицедеи-музыканты по своей обычной привычке стали весело приставать к проезжему, громко дудеть в дудки, бить в бубны и корчить ему веселые рожи, но чем больше они пытались развеселить всадника, тем больше он раздражался, пока, наконец, выведенный из терпения, яростно размахнулся нагайкой и веселый мальчишка в шутовском колпаке вскрикнул от боли, и покатился по снегу, хватаясь руками за рассеченное до крови лицо.
От резкого удара нагайкой капюшон откинулся с головы всадника, и тогда все увидели, что это молодая девушка.
Местные жители мгновенно узнали ее, расступились, срывая с головы шапки и кланяясь.
Они растолкали удивленных артистов, освобождая проезд, и Марья, ни на кого не глядя, пустилась в галоп, быстро исчезнув за поворотом.
Она миновала еще несколько уличек, выехала на окраину и направилась к родному дому, одиноко стоявшему вдали у самого леса.
Прорубленная когда-то в этом лесу широкая просека до самого горизонта уже начала зарастать молодыми елочками.