ментализмом и бледными рассуждениями о горестях жизни. Безграничный эгоизм развивается всюду. Каждый в кон-
це концов стал заниматься только собой. Совесть становится покладистой, общая нравственность понижается и по-
степенно гаснет. Человек теряет всякую власть над собой. Он не умеет больше владеть собой; а тот, кто не умеет
владеть собой, осужден скоро подпасть под власть других.
Это понижение нравственности становится очень серьезным, когда оно наблюдается в таких областях, как суд и нотариат, у кото-
рых некогда честность была так же обычна, как храбрость у военных. Что касается нотариата, то нравственность его в настоящее
время упала до очень низкого уровня. Те же симптомы глубокой деморализации наблюдаются, к несчастью, у всех латинских наро-
дов. Скандал итальянских государственных банков, где воровство практиковалось в широких размерах наиболее высокопоставлен-
ными политическими деятелями, несостоятельность Португалии, жалкое финансовое положение Испании, финансы которой не лучше
финансов Италии, глубокое падение латинских республик Америки доказывают, что характер и нравственность известных народов
страдает неизлечимой болезнью и что их роль в мире близится к концу.
Переменить все это было бы трудным делом. Нужно было бы, прежде всего, переменить наше плачевное воспитание.
Оно отнимает всякую инициативу и всякую энергию даже у тех, кто получил их по наследственности. Оно тушит всякий
проблеск интеллектуальной самостоятельности, давая молодежи как единственный идеал ненавистные конкурсы, кото-
рые, не требуя ничего кроме усилий памяти, приводят к тому, что умственное развитие начинает считаться выше всего; но именно рабская привычка к подражанию делает ее совершенно неспособной к проявлению индивидуальности и к
личным усилиям. «Я стараюсь влить железо в душу детей», сказал английский педагог министру Гизо, посетившему
школы Великобритании. Где у латинских народов педагоги и программы, которые могли бы осуществить подобную
мечту?
Этому общему понижению характера, этой неспособности граждан управлять самими собой и их эгоистическому
равнодушию обязана, главным образом, та трудность, какую испытывают большинство европейских народов, —
жить под либеральными законами, одинаково далекими как от деспотизма, так и от анархии.
Что подобные законы мало симпатичны массам, это легко понять, ибо цезаризм обещает им если не свободу, о кото-
рой они очень мало заботятся, то, по крайней мере, очень большое равенство в рабстве. Напротив, то, что республикан-