11 декабря 1930-го года в «Известиях» была опубликована статья Горького «Гуманистам». Это было послание Генриху Манну и Альберту Эйнштейну, которые сетовали, что в СССР не дают хода инакомыслию и даже преследуют его. «Надо ли для формовки здорового сознания совершать насилие над ним? – ставит писатель в статье вопрос. И отвечает – Я говорю – да!.. Культура есть организованное разумом насилие над зоологическими инстинктами людей…»
Максим Горький одним из первых в новейшую эпоху осознал: заблуждения и злодейства тоталитарного режима гораздо менее пагубны, чем омерзительная толерантность Западного Отчуждения. Безжалостно препарировав недужащую полость буржуазной цивилизации – химерический гуманизм, – писатель далеко наперед начертал: Западная Система куда более изощренна, монструозна, мазохична и бесчеловечна, чем любая Восточная Деспотия. Она завораживает обман. Иллюзия строго бдится – раскрепощенный общестатистический человек ставится в центр вселенной. Однако, искусно побудоражив свободой слова, иллюзия необратимо переходит на более тонкий и нечестивый уровень. Закомплексованно-пустотное существование становится искомым идеалом и ценностью для остающегося еще не выдрессированным скопища.
20.
Если следовать установившемуся ныне критерию и степень гениальности определять степенью близости к Библии, то надо признать, что Горький к ней – ближе других. Правда, либеральный бомонд уверяет, что, страдая сталинизмом, Горький грешил и мещанским комплексом, был филистерски неумиротворен. Похоже, что за житейскую неуемность принимают безразмерный размер его натуры, ту Божью «отприродность», где только и водятся живые клетки.
В очерке «Л.Н. Толстой» есть место, где Горький называет великого писателя «блаженным болярином Львом». Вот это, очевидно, и есть то, что Ницше определяет как «высокую мораль русских». Но это же, заметим, - и наша повседневная практика, вековечный «прикол» русского множества. Горький неизменно славословил Сталина. А, скажем, тот же Солженицын – только хулил. Однако, несмотря на апологетику, Горький воспринимается как рядополагатель добра и зла. А хулитель Солженицын как инкарнация смердяковского сознания. В его «Архипелаге», например, легко натолкнуться на приятие фашистского сапога: «Подумаешь! Висел портрет с усами, повесим с усиками…» Однако – предельно ясно, что речь здесь идет столько же о Сталине, сколько и о нас, находящихся под вопросом. И от этого благопристойный лик сановного Титана на глазах, что называется, курвится, превращается в «золотого оборотня», осуществлявшего свой «прихлоп-притоп» на костях русских, за счет русских, против русских…