— Моей вины перед вами никакой нет, — невнятно бормотал Василий. — Я — всего возчик, иначе — конюх. Прикажут полные ящики в магазин отвезти — отвезу. Скажут собрать пустую тару по торговым точкам — соберу. О листовках никакого понятия не имею.
— Га-а, рано запричитал, — прикрикнул начальник полиции. — Отвечай как человек человеку: Иван Бугров и есть Семен Метелин?
Трубников тупо взглянул на начальника:
— Метелина я один раз видел. Еще до войны. Бугров — не такой.
Не глядя на Василия, начальник бросил дежурному:
— В третью, в костоломку его. Там обработают.
Василий понял: третьей называют комнату пыток. И он ужаснулся: «И маму вот так — в третью?.. И Ежика?»
Семен Метелин, уложив в мешок детали печатного станка, ожидал глухой ночи, чтобы перебраться через бухту до «Ласточкиного гнезда»: шрифты он уже переправил.
Настя напекла ему кукурузных лепешек, снабдила помидорами, огурцами. Условились, что завтра она пустит слух об отъезде племянника на Полтавщину, а через полмесяца получит фиктивное письмо, в котором будет говориться, что Иван Бугров умер — задушила чахотка.
Сидели без огня. Семен думал: «Встретимся ли?».. Минуты молчания были томительны. Наконец Метелин проникновенно сказал:
— Спасибо, сестренка, как за родным ухаживала!
— А ты, Сема, родной и есть, — отозвалась Настя.
— И ты для меня родная. — Семен нащупал в темноте ее шершавую руку и поцеловал.
— Ой, что ты, Сема, что ты! — засмущалась Настя.
— Чем только отблагодарить тебя, сестренка?.. Нечем.
— И-и, что ты? — запротестовала хозяйка. — Ты, Сема, для всех нас больше делаешь, себя не щадишь!
В эту минуту она искренне жалела, что Метелин покидает ее дом, тревожилась за его жизнь, готова была снова терпеть короткие наезды Василия, только бы ему, Метелину, ничего не угрожало. В том, что в Пятихатках на ее глазах Семену безопасно, она твердо была уверена: что-то его ждет на новом месте?
Однако на ее вопрос, почему он покидает хутор, Метелин ответил: «Так решил комитет». И это успокоило Настю: «Им виднее, как поступить».
И все-таки ее давила необъяснимая тоска.
— Что-то Василий мой, — вздохнула она, — второй день глаз не кажет.
— Не волнуйся, он частенько задерживается.
— Нынче что-то места себе не нахожу, не знаю почему, вся в тревоге? Душа ноет и ноет.
— Успокойся, он у матери ночует.
— Ох, дождусь ли утра?..
— Это у тебя от усталости.
За окном что-то зашуршало. Настя припала к стеклу. В тусклом свете за плетнем различила конную подводу, трех вооруженных людей. Двое, крадучись, пробирались во двор, один притаился у окна, выходящего на улицу.