И она его предала. Предала!
Стоп! А не рано ли я завожусь?! Почему это я решил, что она меня кинула? Может, она была вынуждена проехать эту остановку. Или выйти раньше. Обстоятельства же разные бывают!
Где твоя хваленая выдержка? Что ты психуешь, как вокзальная проститутка, которой попользовались и не заплатили?! Надо не психовать, а думать, где ее искать!
А чего искать-то? Надо ждать! Ждать, когда она объявится. Куда она от него денется-то?!
Черт, надо было всё-таки садиться вместе с ней в электричку! Но что теперь об этом думать?!
Все, домой…
6
Баранчеева быстро пришла в себя и объяснила свой обморок прочитанным троекратным «люблю» — материнскому сердцу в этом послышался троекратный крик сына о помощи.
Тип с перебитым носом, которому расцарапанное лицо придавало еще более бандитский вид, оказался охранником из возглавляемой Баранчеевой фирмы. С собой его она взяла для подстраховки.
Людмила Станиславовна порывалась поехать в управление и лично допросить «эту мерзавку», но Дворецкий доходчиво объяснил, что ее присутствие только помешает быстрому получению необходимой информации, заметив, что «у мужчин свои секреты». Она понятливо закивала и только слезно попросила сообщить ей любые сведения о сыне.
7
Первые показания девчонка начала давать сразу, как только ее привезли в управление, усадили на стул посередине комнаты и включили все какие только можно лампочки — наркоманы не любят яркого света.
Девчонка была сильно испугана, и до предела расширенные зрачки ее слезящихся глаз придавали ей вид маленького затравленного зверька.
Дворецкий и Петренко сидели напротив нее и видели, что девчонку начинает потихонечку «ломать». Сначала ее руки, потом шея и лицо стали покрываться гусиной кожей, она постоянно зевала, чихала и сморкалась в маленький грязный платочек, который достала из кармана курточки.
Она вытерла нос и, переведя взгляд с Дворецкого на Петренко, спросила:
— Меня посадят в тюрьму?
— А ты как сама думаешь?
— Меня не за что сажать в тюрьму! — с напором произнесла она. — Честное слово! Я только выполняла то, что приказывал Сильвестр…
— Сталлоне? — усмехнулся Дворецкий.
— Что — «сталоне»?
— Сильвестр, говорю, Сталлоне?
— Нет, вы что?! Селиверстов! Игорь Селиверстов. Вы не знаете такого?
— Мы много чего знаем! — многозначительно ответил Дворецкий.
— Я никого не убивала! Это все он!
— И кого же он убил?
— Шлема с Зубром. А потом и Кочетову.
— А Сидорову?
— Нет, ее застрелил Дорофеев. — Девчонка внезапно замолчала, словно налетела на невидимую преграду. После минутной паузы она с трудом выдавила из себя: — Так он ее все же добил? Она умерла?