Услыхав родной голос, Бунин коротко сказал:
— Братец, жди меня. Пойдем в «Прагу» обедать…
* * *
Когда Бунин вышел из дома, у ворот сидел старый дворник в подшитых валенках, тянувший вонючую цигарку. Мимо, горячо жестикулируя и продолжая, видать, острый спор, прошли два господина:
— Нет, простите! Наш долг был и есть — довести страну до Учредительного собрания!
Дворник горестно покачал головой, смачно сплюнул и с сердцем сказал:
— До чего в самом деле довели, сукины дети! До самой ручки…
7
Вдоль Поварской, грозно тарахтя и выпуская клубы дыма, так что Бунин шарахнулся в сторону, проехал броневик. На Арбатской площади стоял набитый дезертирами и прочей шпаной грузовик. Надрывая связки, кривоногий человечек, не по сезону легко одетый, с оттопыренными красными ушами, кричал в толпу:
— После векового освободительного движения, на алтарь которого принесено столько кровавых жертв, рухнуло иго самодержавия! Долой грабительскую войну! Солдаты, поверните оружие против буржуазии!
Толпа равнодушно слушала, не выражая ни одобрения, ни возмущения. Лишь вертлявый старик в рваной поддевке, грызший яблоко, швырнул огрызок себе под ноги и восхищенно произнес:
— Ну, паразит, язви мать его в пупок, ну языком ловко крутит!
Оратор, тряхнув лохматой шапкой давно не мытых волос, азартно выкрикивал:
— Святая борьба за светлое будущее вступила в решающую фазу! Смерть угнетателям! Разотрем пролетарским сапогом гадину буржуазию! Утопим всех эксплуататоров в море крови! Вперед, к мировой революции!
Бунин тяжело вздохнул и свернул направо, к Староконюшенному. Позже он писал:
— Сперва меньшевики, потом грузовики, потом большевики и броневики…
Грузовик — каким страшным символом остался он для нас, сколько этого грузовика в наших самых тяжких и ужасных воспоминаниях! С самого первого дня своего связывалась революция с этим ревущим и смердящим животным, переполненным сперва истеричками и похабной солдатней из дезертиров, а потом отборными каторжанами.
Вся грубость современной культуры и ее «социального пафоса» воплощена в грузовике.
Говорит, кричит, заикаясь, со слюной во рту, глаза сквозь криво висящее пенсне кажутся особенно яростными. Галстучек высоко вылез сзади на грязный бумажный воротничок, жилет донельзя запакощенный, на плечах кургузого пиджачка — перхоть, сальные жидкие волосы всклокочены…»
Достаточно посмотреть лишь на такого «борца за идеалы», чтобы навеки возненавидеть всю эту шпану — революционеров! — говорил Бунин, вернувшись домой. — Вся эта инородческая братия уже, кажется, уверилась вполне, что может попирать нас, великороссов!