— Почему вы не цените наше доверие? — вдруг строго спрашивает Ленин.
— Я ценю, но я — еврей.
— Ну и что! Тут почти все евреи сидят. Так их и наркомами не назначать?
— Умоляю вас, Владимир Ильич! Внутренние дела — такой участок, что с еврейской национальностью никак нельзя. Давайте Сталина назначим.
Троцкий недолюбливал Сталина, вот теперь он хотел поставить его в невыгодное положение, на собачью должность.
— Нет, Сталина нельзя! — вмешался Зиновьев. — Он большевик честный, но у него характер слишком мягкий.
Ленин согласился:
— Наш грузин — чудесный человек, но слишком либеральный. К тому же, я хочу поставить его к важному делу — руководить национальными делами.
Все согласно закивали: должность незавидная, на нее никто не претендовал.
В разговор вмешался Рыков:
— Назначим Льва Давидовича наркомом путей сообщения — это тоже ответственный участок.
Ленин уперся на своем:
— Нет и нет! Лев Давидович должен служить нашему делу с максимальной пользой. Лучшего организатора по борьбе с саботажем и контрреволюцией — принципиального и жесткого, нам не найти. По сравнению с этой задачей ваше еврейство, Лев Давидович, сущий пустяк!
— Дело-то, быть может, великое, да дураков в России пока хватает! — спорит Троцкий.
— Да разве мы должны по дуракам равняться? — кипятится Ленин.
— Равняться не равняться, а маленькую скидку на глупость россиян делать необходимо. К чему нам осложнения?
Вдруг поднялся Сталин:
— Мнение народа учитывать надо, в этом товарищ Троцкий абсолютно прав.
Голос его звучал спокойно и убедительно.
— Зачем с самого начала осложнения? И так говорят про вас, что — германские шпионы. И еще, что октябрьский переворот — дело всемирной еврейской мафии.
Все неловко замолчали. Лишь Ленин сердито зыркнул глазами.
— Мы собрались здесь, товарищ Сталин, вовсе не для обсуждения буржуазной болтовни и контрреволюционных сплетен, за которые надо ставить к стенке без суда и следствия.
— Это не просто болтовня, — твердо произнес Сталин. — Пока в мире существует капитализм, существуют порожденные им нации. Стало быть, существует национальная рознь. Не учитывать это — значит впадать в эйфорию.
Сталин не спеша огляделся и медленно продолжал:
— Когда мы добьемся полного равноправия всех наций? Лишь тогда, когда ликвидируем национализм и национальную вражду. К сожалению, процесс этот сложный и очень долгий. Наше поколение, как справедливо заявляет товарищ Ленин, будет жить при коммунизме. Но увидит ли наше поколение исчезновение национальной розни? Очень сомневаюсь. Так что, товарищ Троцкий абсолютно прав: с национальным вопросом пока считаться надо.