В торжественной обстановке, при свидетелях из Красной гвардии приемник (по-нынешнему — передатчик) был выдворен из миссии и затем — из пределов большевистского государства. Вместо категорического Нисселя в Петроград прибыл щеголеватый и вкрадчивый генерал Лавернь. Но бдительность Троцкого этими переменами усыпить не удалось.
Нарком позже утверждал: «Французская военная миссия, как и дипломатия, оказалась вскоре в центре всех заговоров и вооруженных выступлений против советской власти. Но это уже развернулось открыто после Бреста…»
Ах, эти коварные, хоть и «свободолюбивые» французы!
4
В те дни, когда большевики дорвались до власти, австрийский министр иностранных дел граф Черни, находясь в Вене, живо интересовался событиями в России. Он писал одному из своих друзей: «За последние дни я получил надежные сведения о большевиках. Вожди их почти все евреи с совершенно фантастическими идеями, и я не завидую стране, которой они управляют».
Подобные наблюдения сделали не только представители «компетентных органов», но и самые простые обыватели. Из всех потайных щелей лезли к октябрьскому пирогу разные темные личности, аферисты всех мастей. Одни прибывали сюда из-за границы, другие из тюрем, причем никто особенно не интересовался, за что там сидел новобранец революции — за «экспроприацию», убийство или растление малолетних. Лучшей рекомендацией было утверждение, что новобранец — «идейный враг буржуазии», готовый уничтожать ее днем и ночью. Как и всякой революции, великому Октябрю требовались люди жестокие и беспринципные, ненавидевшие свою страну и своих сограждан. Понятно, что шансов отличиться было больше всего у типов с уголовной психологией.
Вчерашние изгои, поднявшиеся к власти разных уровней — от ЦК партии до сельских комбедов, они вполне искренне ненавидели прошлое — и свое личное, и всей России. И в то же время любыми средствами, чаще всего — кровавыми, отстаивали свое новое положение: возможность распоряжаться не только чужим имуществом, но и чужими жизнями; сидеть в личных кабинетах, пользоваться безотказной любовью секретарш и актрис; распределять блага среди родных и знакомых; устраивать на теплые местечки детишек и родственников.
Но чтобы легче насаждать новое, следовало как можно быстрее уничтожать память о прошлом.
Бунин с недоумением обнаруживал на вывесках грязные пятна. Сначала он не понял суть дела, но, вчитавшись, разглядел замазанные слова: «поставщик двора», «императорский», «высочайший» и прочее.
Зато повсюду на зданиях под студеным ветром трепетали кумачовые флаги, под дождем и снегом быстро линявшие и превращавшиеся в тряпки.