Скорпиус стоял посреди гостиной и глотал слезы. Мама кричала. Очень сердитый папа не кричал, но говорил громко и резко. А Скорпиус не понимал, как вышло, что его обычная прогулка закончилась этим.
За ворота он выходил не раз и даже не два. Там, в общем‑то, не было ничего особенного – поля и холмы, но Скорпиусу они нравились. Иногда становилось скучно гулять в парке, где все время одно и то же: лужайки с короткой травой, дорожки, посыпанные мелкими светлыми камешками, знакомые деревья, а за воротами все было по–другому. Трава доставала почти до пояса, дорожек не было вообще и главное, можно было повернуть хоть направо, хоть налево – все равно неизвестно, куда придешь. Но очень уж далеко Скорпиус не уходил. Время от времени оборачивался назад, и когда дом становился таким маленьким, что помещался в двух ладонях, если их поднять и сложить вместе, возвращался обратно или ложился прямо в траву, смотрел на небо, если на нем были облака, и слушал кузнечиков. Правда, мистер Эр однажды сказал, что кузнечики не поют, поют цикады, но цикад Скорпиус не видел, зато кузнечиков сколько угодно – некоторые выпрыгивали из травы прямо на него и быстро упрыгивали обратно, поэтому Скорпиус так ни одного и не поймал, чтобы проверить.
Сегодня все было также, только когда он вернулся, навстречу бежала мама. Схватила на руки как младенца какого‑нибудь и понесла в дом. А потом началось… «Как ты мог?» «Почему не предупредил?» «Нельзя выходить одному». «Ты еще ребенок». Больше всего Скорпиус не любил, когда его называли ребенком. Ну ладно еще в прошлом году, когда он действительно был совсем глупый, но теперь‑то он почти большой и столько всего знает. Не зря же целый год учился! И Мабби тоже досталось, что не уследила. А чего там следить? За воротами все равно никого нет, одни кузнечики. Сначала было просто обидно, но когда папа велел скорчившейся на полу эльфихе убираться и больше не приближаться к Скорпиусу, стало вдруг очень жарко, как будто влез в горячую воду. Вот тогда все и произошло. В камине полыхнуло красным, а потом что‑то сильно грохнуло и зазвенело.
— Вингардиум Левиоса! – крикнул кто‑то.
В гостиной сразу стало очень тихо, и Скорпиус открыл глаза. Он не помнил, когда успел зажмуриться, наверное, когда грохнуло. В воздухе плавали какие‑то прозрачные осколки. А в проеме двери стоял дедушка Люциус. Это был первый раз за очень много дней, когда Скорпиус увидел его снова.
— Репаро! – сказал дедушка, и осколки рванулись в стороны. – Ни одного уцелевшего окна. Довели человека.