Дора невнятно угукнула и сбежала за свежим кипятком, подальше от угрюмой Смитовой физиономии. Возвращаться она не собиралась – за чайником Рем сам сходит, – но в разговоре мелькнуло имя Снейпа, и Тонкс, поколебавшись секунду, на цыпочках метнулась к двери. Опять Снейп, будь он неладен! В прошлый раз из‑за него поссорились, не иначе, и снова он.
– … вся эта беломраморная мишура. Ему бы тошно было от этих букетов и музеев, я уверен. Хотя моя уверенность недорогого стоит – о нем всегда думали не то и не так.
Тонкс сдвинулась немного, чтоб видеть Смита. Она была уверена, что Рем ее заметил, он ее присутствие чуял за милю, так что если разговор вдруг окажется не предназначенным для ее ушей, то Рем найдет способ мягко выдворить ее… да хотя бы Тедди разыскать. Смит сидел спиной, уткнувшись в чашку носом, так что его внимания Тонкс не опасалась.
— Ну почему же тошно, – Смит оторвался от чашки. – Там ведь была несчастная любовь – я верно помню? Он всю жизнь любил эту девочку, Лили, и был ей верен, и все, что он делал, было в память о ней – правильно?
— Как у тебя все просто, Эван. Их разлучили, и она полюбила другого или того лучше – вышла замуж назло? Они поссорились, когда им было по шестнадцать, знаешь, как ссорятся только друзья – намертво и навсегда. С тех пор они не разговаривали, а после выпускного не встречались. Он ее не видел больше – да и где бы, на том жутком памятнике разве что… А хочешь, я тебе фотографии покажу?
Рем, не дожидаясь никакого ответа, схватил альбом – неужели нарочно нашел утром? – вытащил конверт для негативов и вытряхнул его на колени Смиту. Крошечные, размером с маггловскую марку, фотографии росли, едва вылетали из конверта. Тонкс и не знала про них, а из‑за Смитовой спины и не разглядеть, что там.
Смит просипел что‑то, Тонкс не расслышала.
— Мне Лили отдала, когда они начали прятаться, – отозвался Рем. – Я обещал вернуть потом, когда все кончится… Это все она сама делала, ее отец научил снимать на маггловскую камеру, видишь – эти еще не двигаются, а это уже школьные. Ее так забавляли движущиеся снимки, она их щелкала с утра до вечера – и кого было щелкать, как не Северуса? Они все время вместе, их дразнили «Два факультета», на зельях вместе какую‑то непрограммную гадость варили, Слизень только охал и «превосходно» лепил, на трансфигурации взыскания отгребали, потому что чайник из черепахи вышел превосходный, но свистел что‑то маггловское и не очень приличное, класс не понял, но Макгонагалл рассердилась, а они хохотали до слез. У них вечно были общие шутки, общие книжки, какие‑то загадки, шифрованные письма, фразочки из этого… кино.