— Томми торчит у терминала в кабинете Джорджа Аккройда.
Аккройд был директором проекта «Кудесник».
Бобби перевел взгляд на другой дисплей, подключенный к компьютеру Аккройда, и добавил:
— Только что переписал последний файл «Кудесника» на свою дискету.
Расмуссен выключил компьютер в кабинете Аккройда.
Правый дисплей в отсеке автофургона погас.
— Есть, — сказал Бобби. — Теперь «Кудесник» у него в кармане.
— Гад ползучий. Вот небось торжествует. Бобби склонился к левому дисплею и внимательно рассматривал черно-белое изображение Расмуссена у компьютера.
— Похоже, улыбается, — сообщил он.
— Скоро ему будет не до улыбочек.
— Хочешь пари? — предложил Бобби. — Как по-твоему, что он станет делать дальше? Дождется конца дежурства и преспокойно уйдет или смоется прямо сейчас?
— Сейчас. Или чуть позже. Побоится, что его застукают с флоппи-дисками. А сейчас тишь да гладь.
— Пари не получится. Я тоже так думаю. Человек на экране монитора зашевелился, но с кресла не встал. Он только устало откинулся на спинку, зевнул и протер глаза.
— Отдыхает. Собирается с силами, — рассказывал Бобби.
— Давай-ка еще послушаем музыку, пока он прохлаждается.
— И правда, — согласился Бобби и скомандовал:
— Музыка.
Зазвучала пьеса Глена Миллера «В ударе».
В сумрачном кабинете Аккройда Том Расмуссен встал, опять зевнул, потянулся и направился к большому окну, выходившему на Майклсон-драйв — улицу, где стоял автофургон Бобби.
Если бы Бобби перебрался в кабину водителя, он бы мог полюбоваться на темный силуэт в окне, за которым стоит настольная лампа. Это Расмуссен смотрел на ночной город. Но Бобби остался на месте: ему и на мониторе все хорошо видно.
В наушниках по-прежнему звучала мелодия Глена Миллера. Знаменитое место: оркестр снова и снова повторяет одну и ту же фразу, все тише, тише, почти совсем затихает — и вдруг, грянув во всю мощь, начинает пьесу заново.
Расмуссен отвернулся от окна и бросил взгляд на камеру под потолком. Он глядел прямо в глаза Бобби, как будто чувствовал слежку. Ухмыльнувшись, он двинулся к камере.
— Стоп, музыка, — сказал Бобби. Оркестр Миллера моментально замолк. — Что он задумал? — удивился Бобби.
— Что-нибудь серьезное? — спросила Джулия. Расмуссен с той же ухмылочкой остановился прямо перед камерой. Он достал из кармана листок бумаги, развернул его и поднес к объективу. На бумаге заглавными буквами было напечатано: «ПОКА, ПРИДУРОК».
— Да, дело серьезное, — пробормотал Бобби.
— Очень?
— Что-то не пойму.
И тут же понял: да, очень. В ночи загремели выстрелы — Бобби расслышал их даже в наушниках. Стенки фургона были пробиты бронебойными пулями.