Когда Ален, ничего толком не поняв из краткого разговора по международной связи, примчался в Москву и позвонил ей, у Марины подкосились ноги. Хотелось наплевать на все условности и порядки, хотелось плакать, кричать, биться головой о стену. Дома был папа. Он посмотрел на дочь печальными глазами и сказал:
— Пойди попрощайся с ним. Я тебя прикрою перед мамой.
Последняя их встреча проходила у сокурсницы Риты. Обнимая и целуя Марину, Ален умолял, заклинал уехать с ним, не понимая, почему им нужно расстаться. Она выдавливала из себя какие-то бессвязные глупости, что-то об учебе, карьере…
А потом в душе наступила пустота, потекли черные-пречерные дни. Ален уехал, уехал навсегда. В неведении, что оставил ей самое дорогое — их будущего ребенка. Марина решила: этого уж у нее никто не сможет отнять.
Но шли месяцы, и, по мере того как приближался срок рожать, ее охватывал страх перед будущим — своим и того, кто появится на свет. Каждый раз, когда она думала об этом, возникал притворно-ханжеский образ матери, и Марина страдала еще больше. Ведь она, как и папа, была не свободна, а полностью зависела от мамы, от общества, в котором жила.
Худенькая высокая фигура позволяла скрывать беременность от окружающих. А когда стал появляться живот, Марина надевала просторные пончо, сарафаны на бретельках, благо в вещах недостатка не было, мать чемоданами присылала их из Лондона. В институте никто ничего не замечал. Только одна-единственная поверенная в ее делах подружка Рита знала все и поддерживала в трудные минуты. Перед тем как направиться в роддом, обе дрогнули. Рита проконсультировалась у знакомого юриста о процедуре отказа от ребенка, и… Марина решилась.
Все эти дни после роддома она запрещала себе думать о гнусном поступке. Но сейчас в лондонском парке воспоминания вернулись к ней. Хотелось во всем разобраться…
Что же произошло в ту ночь?
— Девочка! — воскликнула молоденькая акушерка.
«Как он хотел девочку!» — мелькнуло тогда у нее в голове.
— Какая хорошенькая, черненькая, мамочка, откройте глаза, посмотрите, — тормошила акушерка Марину. — А до чего крепенькая, живая, веселенькая. Слышите? Запела, — продолжала та комментировать плач младенца.
Как же случилось, что здоровый нормальный ребенок, легко появившийся на свет, через сутки внезапно умирает? Как будто все происходит не с ней и не наяву, а словно в том жутком фильме, который они смотрели с Ритой. Сейчас все кончится. И белые халаты врачей, и страшное сообщение, что у нее больше нет ребенка. Но как же так? Где-то в глубине души у Марины еще теплилась надежда, что она поедет к родителям, поговорит, намекнет или, на худой конец, кончив институт, пойдет работать и отыщет девочку… свою дочь. Хотя зачем себе лгать. Она все решила окончательно, раз и навсегда.