Филипп вернулся в дом, где Ганна уже хлопотала на кухне. Он сел в свое любимое кресло и закрыл глаза. Наконец у него есть все, о чем он мечтал: дом, машина, достаток, положение в обществе, хорошая семья. Где же покой? Где ощущение безмятежной, чистой радости?
За завтраком Юля изо всех сил старалась показать, что ничего не случилось. В сущности, так оно и было. Неудача в постели. С кем из супругов такого не происходит? Человек не машина, в конце концов. Да и машины выходят из строя.
Филипп лукавил. Он-то прекрасно понимал, что физиология тут ни при чем. Охлаждение между мужчиной и женщиной – категория скорее духовная, чем физическая. Юля это чувствует: она умная и тонкая, настоящая жена и преданный друг.
Ганна уловила напряжение, витавшее в доме. Она не знала причины, но считала своим долгом разрядить обстановку. Филипп и Юля никогда не ругались; значит, это не ссора. Что-то другое, гораздо более опасное.
– Вы кушайте, кушайте варенички! – уговаривала она. – С маслом или со сметанкой. Если хотите, я вареньица принесу.
– Ты будешь? – спросила Юля.
– Нет, спасибо. Не хочется сладкого.
Ганна промолчала, и только в ее глазах горел настороженный огонек. Не нравилась ей атмосфера в доме с тех пор, как здесь побывала эта… подруга. Ганна еще тогда почуяла неладное. А что сделаешь? Неужели Филипп Алексеевич… Нет! Он не такой. Это все она, змея! Даже имя у нее змеиное – Ксения. Будто не имя, а ядовитое шипение…
– Собирайтесь, поедем на речку, – сказал Филипп, ощущая себя плохим актером на сцене.
Алешка перевернул чашку с горячим чаем и разревелся.
– Чего-то он нервный сегодня, – озабоченно бормотала Ганна. – Не дай бог, заболевает. Он всегда так, сперва капризничает, а потом глядишь – температура. Вы уж его с собой не берите. Сами поезжайте.
Она по простоте душевной надеялась, что супруги побудут вдвоем, отдохнут, поговорят… авось, все на лад пойдет. Дело-то молодое! А она тут с Алешенькой сама управится.
– Хорошо, – согласился Филипп. – Пусть остается. Юля, ты едешь?
Он уже решил: если Юля откажется, поедет сам. Посидит с удочкой на берегу, среди камышей, успокоится, подумает. Природа словно бальзам лечебный – и утешит, и сил даст для дней грядущих.
– Ганна, собери нам корзину с едой, – сказала Юля, поднимаясь из-за стола.
Голос у нее был безжизненный, потухший.
«Ведь ничего же не случилось! – хотелось крикнуть Филиппу. – Не веди себя, будто на похоронах! Мы вместе. Видишь, я с тобой? У нас все будет хорошо».
Но он, конечно, ничего такого не сказал. Повернулся и пошел в гараж, за машиной.