— Чего ты еще ждешь? — закричал ему Урос.
— Послушай, послушай, — забормотал Мокки. — Мы не можем… вот так, просто… уехать…
— Это еще почему?
— Потому что… мы… потому что… — повторял Мокки.
«О Аллах, — взмолился он, — помоги мне придумать хоть что-нибудь, чтобы мы могли еще немного побыть здесь!»
Аллах, вероятно, был сегодня милостив, и Мокки нашел причину:
— Ты разве не думаешь, что тебе надо бы отблагодарить Серех за ее помощь?
— Я заплачу, — ответил Урос. — Не беспокойся. Заплачу за все.
Не отводя от саиса взгляда, он добавил:
— Когда мы будем проезжать мимо палатки, я это сделаю. Подведи ко мне лошадь.
— Вот, вот она, — заторопился саис.
Увидеть Серех вновь, сказать ей несколько слов, а может быть даже дотронуться до нее — какое это было бы счастье! А что будет потом? Его мысли не заходили так далеко.
Ульчан низко склонилась перед путешествующими. Мужчины племени последовали ее примеру. Женщины стояли чуть в стороне.
Но Серех между ними не было.
Заросшая травой тропа, пролегала по берегу реки. Она была широкая и ровная, так что даже слепой смог бы шагать по ней уверенным шагом.
И словно слепец, хотя и с широко открытыми глазами, шел по ней Мокки.
Он не замечал ни красоты утра, ни зелени долины, ни убегающей вдаль реки. Мысли его все еще были в темноте той ночи. Запах Серех, нежность ее кожи, тепло ее дыхания, ее блестящие глаза и звук ее голоса были сейчас для него солнцем, небом, водой и звуком ветра. Внезапно он остановился и опустил голову. А было ли все это на самом деле?
Чтобы он, беднейший из бедных, у которого никогда не было женщины, который даже и мечтать не мог, — держал в своих руках это прекрасное, ласковое создание, и ее губы шептали ему самые чудесные слова на свете? Ему, нищему, грубому саису, одетому в короткий чапан с оборванными рукавами?
Нет, это был сон. Аллах подарил ему ночь полную счастливых снов и видений. Иначе Серех хотя бы пришла, чтобы сказать ему «прощай».
Мокки обернулся и посмотрел назад. Он хотел увидеть то, что было реальностью — палатку кочевников. Ее он все-таки видел не во сне. Но и ее больше не было — она осталась скрытой за поворотом дороги. Единственный знак, что она существовала, был дым от костров, что поднимался в небо.
Джехол, который следовал за саисом, остановился: высокая фигура саиса перекрывала ему путь. Урос посмотрел ему в лицо, на котором читалось отчаянье и спросил:
— Это была твоя первая женщина?
Мокки ответил, и в его голосе зазвучал не стыд и не удивление, а напротив — неописуемая радость:
— Слава Аллаху, значит, мне не приснилось… Первая, да, первая!