Неожиданно Джехол поднял голову, фыркнул, несмотря на усталость, перешел почти в галоп и, отбросив Серех и Мокки в сторону, помчался вперед.
Наконец и Урос тоже почувствовал этот пленительный, несравненный аромат, что доносил до них ветер: горьковатый аромат степной полыни.
От счастья и боли у него стеснилось сердце… скалистые стены раздвинулись, он быстро оставил их позади, и перед ним явилась зеленая равнина, уходящая в своей бесконечности далеко за горизонт.
Урос выехал из тени Гиндукуша. Перед ним была степь — та самая степь, где человек каждый день может видеть, как медленно поднимается и опускается за горизонт солнце.
Мокки выскочил из темноты скал и начал бегать по степи кругами, пока совсем не выбился из сил. Остановившись, он начал тереть кулаками глаза, не замечая, что плачет, и удивляясь, что случилось у него со зрением.
— Степь, — прошептал он не веря, и повернувшись назад, в сторону огромных массивов Гиндукуша, засмеялся счастливо, как ребенок.
— Ты чего это разбегался, как умалишенный? — наконец догнала его Серех. — И чему это ты так рад?
Мокки, казалось, не слышал ее. Он все дрожал и, положив руку ей на плечо, повторял:
— Степь… понимаешь… это степь… степь!
— Да! — выйдя из себя заорала Серех. — Да, это степь, будь она проклята! Степь, без денег, без лошади, с одним убогим мулом! Степь!
— Это правда, — ответил Мокки и помрачнел.
Вся его радость улетучилась без следа. Он начал искать глазами Уроса и тут же заметил его почти рядом, неподвижно сидящим в седле и смотрящим в сторону заходящего солнца. Казалось, он молится. Конь был беспокоен, перебирал ногами, его волновали странные крики, приближающиеся с севера.
— Что это? — по привычке Серех дернула Мокки за рукав.
— Пастухи гонят табун лошадей обратно в загон. Мы их не видим, уже темно, — голос Мокки не имел ничего общего с тем восторженным шепотом, каким он говорил несколько минут назад. Как и кочевница, он с горечью размышлял о том, что убить Уроса поблизости от пастухов, будет почти невозможно.
Мокки и Серех решились подойти к всаднику поближе, но как только они попытались это сделать, Джехол сорвался с места и поскакал вперед.
Урос вновь засунул банкноты под рубаху и при этом почему-то почувствовал гложущую сердце пустоту. И только один Джехол, из всех них, был безмерно счастлив, и ничем не омрачалась его душа радуясь вновь обретенной, родной ему земле.