Мальчик опустился на землю, возле Уроса и прислушался к его дыханию.
Тот дышал тяжело и глухо, с перебоями. Вот дыхание стало тише… еще тише… ой, он совсем перестал дышать! Ах, нет, он задышал снова!
Сердце ребенка застучало так громко, что заглушило слабое дыхание мужчины. Чтобы как-то справится со страхом и не видеть больше его пугающее, восковое лицо, Кадир встал и осмотрелся.
— Какой тут беспорядок! — прошептал он растерянно, но почему-то счастливо. — Отец будет недоволен.
Отмыв с инструментов пятна крови, он аккуратно сложил их в углу, затем собрал лоскуты, обрывки тряпок, остатки плоти и осколки костей — и все это сжег.
«Он наверное захочет горячего чаю, когда придет в себя», — поразмыслил мальчик и поставил котелок с водой на огонь.
Урос все еще был без сознания. Кадир склонился над ним, положил свою маленькую ладошку ему на лоб, и заметив что тот покрылся гусиной кожей, решил: «Он мерзнет!». После чегоснял с себя чапан и накрыл им больного.
Наконец-то он услышал, что к палатке подъехала лошадь отца.
— Вернулся, он вернулся, — зашептал Кадир Уросу.
Ангел смерти Азраил, не пришел за больным, и все было в порядке. Нет, пожалуй не все… кляп лишний. Недвижимый мужчина сжимал его в своей руке, и Кадир хотел было вытащить его. Но тут Урос вцепился в этот лоскут, скрючив пальцы, и, не открывая глаз, застонал:
— Нет… оставь. Я не буду больше кричать… не буду… обещаю… именем пророка.
Голос был столь неузнаваем и так жалобен, что испугал Кадира сильнее, чем если бы этот мужчина неожиданно завопил. Он инстинктивно отпрыгнул от больного и хотел броситься вон из палатки, к лошади, что подъехала к ней, но тут же взял себя в руки. Мальчик, которому отец доверил такое сложное и ответственное задание, не должен больше себя вести как трусливый ребенок.
Месрор сразу заметил, как чисто стало в палатке, что на огне стоит котелок с водой для чая, а маленький чапан Кадира заботливо укрывает больного.
Он положил руку на плечо сына и спросил:
— Ну, что мой мальчик, все хорошо?
Теплый отеческий тон, тяжесть его широкой ладони и ласковые ноты в его грубом голосе, так польстили Кадиру, что он даже не сообразил сразу, что сказать. Но затем, быстро приняв невозмутимый и серьезный вид, ответил:
— Я точно не знаю, отец. Его лицо все еще не вернулось назад.
— Так даже лучше, — кивнул головой Месрор. — Пусть отдыхает.
Он опустился на колени возле Уроса, отбросил чапан в сторону и прижал ухо к груди человека, лежащего в забытьи. Но он не услышал ни звука. Месрор в недоумении потер лоб: больной дышит, значит и сердце должно еще биться.