По чистой случайности сегодня в Даулад Абаз пришел караван из Бадахшана, и с ним два верблюда самца, огромные, злобные звери, как раз подходящие. И их хозяин решил заработать на них деньги.
Два тяжелых, покрытых черной шерстью верблюда, стоящих друг против друга, как два врага, представляли сами по себе поразительное зрелище. Когда же они начинали сражаться, то сравнить их можно было лишь с мрачными чудовищами. Они били друг друга ногами и коленями, кусались, роняя кровавую пену, бешено бегали один вокруг другого, стараясь повалить соперника на землю или придушить. Непрерывно слышался их дикий рев, которому вторила ревущая от восторга толпа, что распаляло верблюдов больше, чем солнечный зной. Над развалинами старой башни кружили степные соколы, словно и они наблюдали за этим боем.
И лишь один зритель, хотя он стоял в первом ряду, казалось, совершенно не разделял всеобщего безумия. Одетый в коричневый шелковый чапан, он стоял неподвижно, и его точеное лицо оставалось невозмутимым. Лишь его губы, сложившиеся в какую-то странную улыбку говорили о том, что бой ему хоть немного интересен. Но когда мальчик-слуга из лавки торговца тканями, дернул его за рукав, мужчина бросил на него гневный взгляд.
И этот взгляд выдал его. Да, и он тоже, хотя и тщательно скрывая, был полностью захвачен азартом боя, как и толпа.
— Что тебе надо, вошь? — спросил он резко.
Бача нервно дернул головой и ответил:
— Ты должен немедленно прийти в дом моего господина.
— Я не приду раньше, чем закончится бой, и на этом все, — ответил чавандоз.
— Но…
Чавандоз уже забыл про посланника, такой дикий крик поднялся вокруг: чудовища бешено кусали друг друга, и послышался хруст ломающихся позвонков.
Бой окончен? Но какой из двоих будет победителем? Снова та самая улыбка скользнула по губам мужчины. Ничто не могло вырвать его теперь из глубины азарта.
И все же… имя…
— Турсен, — сказал бача.
Мужчина посмотрел на него.
— Благородный Турсен, твой отец, уже прибыл и послал меня за тобой.
Одно мгновение казалось, что бой подходит к концу, и таким образом проблема решиться сама по себе. Но надежды Уроса не оправдались. Оба верблюда освободились от смертельной хватки друг друга и заревели вновь с такой силой, словно желали обвинить во всем пылающие небеса.
«Твой отец, великий Турсен», — повторил мальчик.
И мужчина пошел вслед за ним.
Устремив взгляд вперед, Урос направился через площадь, а толпа в благоговении отхлынула перед ним в сторону. Ведь разве же сам он не был знаменитейшим из всех всадников-чавандозов?
Но Урос, казалось, не замечал ни восхищенных взглядов, и был глух к славословиям.