Да, это правда: слава и почтение — лишь их желал он страстно.
Они были нужны ему, как вода и хлеб. И слава, послушно и верно, следовала за ним повсюду. Но кого он должен был за это благодарить? Эту тупую, потную, вонючую, безмозглую толпу… И он, Урос, который похвалялся тем, что не нуждается ни в ком, и ни в чем, вынужден был терпеть эти овечьи рожи. Слава? Да, он любил ее. И небо над степью. Солнце. Свист ветра. Но не эти голоса и не эти лица.
Ни один мускул не дрогнул на его холодном лице, обрамленном аккуратной, очень коротко подстриженной бородой.
И толпа зашепталась:
— Он совсем не такой как другие.
— Ни слова от него не услышишь.
— Он никому не улыбается.
— Так горд, так холоден.
— У него нет ни единого друга. Всех он лишь терпит. Даже своего собственного коня!
— Ужасно!
— Просто какой-то волк!
Но странно, чем более сильный ужас он в них вызывал, чем больше они его боялись, — тем с большим пылом они ему кланялись. И Урос почувствовал удовлетворение от того страха, что он распространял вокруг себя.
«Правда, сегодня выходит, что боюсь я. Сегодня я не волк, а собака, которая бежит на свист, — горько усмехнулся Урос, но тут же поклялся — Нет, я не боюсь никого и ничего. И я докажу ему это».
Толпа любопытных, что все еще стояла, плотно окружив лавку торговца тканями, внезапно заволновалась, в ней поднялся гул. Продавцы зелени, праздно шатающиеся ротозеи, разносчики воды, лавочники, и даже погонщики ослов, — самые наглые люди из всех, — вдруг отхлынули в сторону.
Турсен первым услышал имя, которое все громче и громче зазвучало в толпе:
«Урос, Урос, сын Турсена!».
Турсен расправил плечи.
«Сын Турсена…» Эти голоса пробудили в старике то чувство, которое, как ему казалось, он давно забыл. Для толпы он стал легендой. Его чествовали, словно живого мертвеца. Образ «великого Турсена», воспоминания о нем, но не он сам — жили в их душах. И если они сейчас выкрикивали имя Уроса вместе с именем Турсена, то делали они это, лишь подчиняясь старому обычаю, точно так же, как когда-то они кричали: «Турсен, Турсен, сын Тонгута!»
Старый человек прекрасно это понимал. Но ему это было безразлично — по прошествии стольких лет он вновь услышал, как толпа скандирует его имя.
И, наверное, потому, что этот прекрасный подарок он получил благодаря своему сыну, все то, что ему так не нравилось в Уросе, Турсен вдруг увидел в более мягком свете.
Он не так высок как отец и слишком худ? Зато сколько гибкости, как он поразительно ловок!
На его лице не было тех победных шрамов, которыми так гордятся другие чавандозы?