— Иди впереди меня, — сказал Урос. — Так я чувствую себя безопаснее.
Большой саис повиновался и прошел вперед. Проходя, он бросил на Уроса обиженный взгляд, словно спрашивая: «Почему ты так говоришь со мной? Неужели ты думаешь, что я ударю тебя в спину, если пойду сзади?»
Мокки побежал перед Джехолом и еще больше втянул голову в плечи.
«Трусливая, рабская душа. Без страсти, без огня, — думал Урос на него глядя. — Но подожди, придет время и я доведу тебя до белого каления».
Они быстро нашли место, где можно было расположиться на ночлег. Сумерки пока не сменились темнотой, и можно было видеть, когда штурмующая гору тропа, по которой они шли, вывела их на широкое плато.
Текущая вдаль река образовывала здесь небольшую запруду, на берегу которой росли высокие травы и редкий, сухой кустарник. Лучшего места для отдыха нельзя было и желать.
— Помоги мне спуститься, — приказал Урос.
— Сейчас, сейчас! — ответил Мокки.
Но он, который всегда с радостью торопился помочь, сейчас приблизился к Джехолу неохотно. И его сильные руки вдруг стали тяжелыми, грубыми и неповоротливыми. Чтобы спустить Уроса с седла на землю ему понадобилось очень долгое время… И все это время, он чувствовал, как по телу его хозяина проходят спазмы боли. Наконец он опустил его вниз и у Уроса вырвался хриплый стон: жалоба человека, который жаловаться не привык.
— Я сделал тебе так больно? — спросил Мокки.
Левая нога Уроса вывернулась в месте перелома.
— Твоя нога, твоя нога! — закричал саис.
Он наклонился и протянул руки, чтобы помочь Уросу. Но тот с силой оттолкнул его в сторону, и сам вправил себе перелом, не издав и звука. Потом он повернулся в сторону саиса. Его лицо было совсем близко от Мокки. Были ли виноваты в этом сумерки или усталость, но саису оно показалось совершенно лишенным человеческих красок — серым, словно пепел от сгоревшего костра.
— Я сделал тебе так больно? — повторил саис.
— Недостаточно больно, чтобы убить меня.
Его голос дрожащий от лихорадки был тих, но Мокки отпрянул назад, потрясенный.
— Урос, зачем ты так… Урос, зачем? — зашептал он умоляюще.
Он закрыл лицо руками и повторил:
— Зачем ты так, Урос?
Когда он поднял голову вновь, он понял, что остался один — Урос пропал.
И хотя Мокки показалось, что на скрытой темнотой земле он видит какую-то длинную тень, но был ли это действительно Урос, или он свалился в расщелину?
— Этого не может быть, — прошептал Мокки.
Он хотел потрогать эту нечеткую фигуру у своих ног, но потом вспомнил о том, как не доверяет этот чавандоз, сын Турсена, ему — своему верному саису и глубоко вздохнул. Его голова болела так, что, казалось, лопнет. Он медленно встал, посмотрел вокруг и не узнал этого места. За несколько мгновений, незаметно и тихо, опустилось ночь и изменила все. От отчаянья Мокки затряс головой. Он ничего больше не понимал и ничему больше не верил. Почему, зачем он был тут? В этом черном, как ночь, колодце, в этой ловушке.