Поток машин снова раздался, и к стоянке выбралась скромная «Шкода» цвета мокрого асфальта. Кисонька вздохнула с облегчением – ну наконец-то! И тут же снова напряглась – они что, с ума сошли? Дверцы распахнулись – и наружу выскочили двое мальчишек и девчонка… с большим белым гусем под мышкой! Катька совсем соображение потеряла? Все, конечно, привыкли, что без Евлампия Харлампиевича она ни шагу, но с гусем – в оперу? Как теперь эту безумную птицеводку-гуселюбку мимо бдительного дедка протаскивать?
А дедок тем временем уже повернул голову к неожиданным посетителям – даже без очков глаза у него стали как у филина, большие и круглые; он судорожно зашарил по груди, отыскивая болтающиеся на веревочки очки, нацепил… и глаза стали еще больше. Аж в очках не помещались!
– Это к нам, к нам! – Кисонька подскочила к турникету, понимая, что еще секунда, и «Белого гуся» – вместе с белым гусем! – выкинут из оперного со свистом. – Это… Это… С птицефермы! Пробный гусь! – тыча пальцем в Евлампия Харлампиевича, триумфально выпалила она.
– В буфет? – глядя на девочку поверх очков, поинтересовался дедок.
Катька мгновенно прижала Евлампия Харлампиевича к груди и начала наливаться помидорной краской – она впадала в ярость при малейшем намеке, что на ее драгоценного питомца могут… покуситься. Зубами. А также ножом и вилкой.
– В какой буфет – в балет! – сама не очень понимая, что несет, вскричала Кисонька. Надо же хоть что-то сказать прежде, чем Катька разразится яростной речью в защиту гусей с оскорблениями в адрес всего жующего человечества.
Дедок аж приподнялся в своей будке… поглядел на Кисонькину белую пачку… и вдруг шумно выдохнул и покрутил головой.
– В «Лебединое», что ли? – неодобрительным тоном спросил он. – Опять наш Александр Арнольдыч эксперименты затевает?
– Да! – чуть не подпрыгивая, выпалила Кисонька. – Если с этим гусем получится, еще завезут! Для натуральности! Разве может быть, чтоб на экологически чистом средневековом немецком озере никакой живности, кроме лебедей, не водилось? Представляете, какой… какой модерн! Балерины танцуют… а по всей сцене гуси ходят… и уточки… и… и… попугайчики летают, вот!
И тут же сама представила четверку балерин… выплетающих танец маленьких лебедей между отчаянно разбегающимися из-под ног утками! Там-там-там-там… кря-кря…
– Ну Арнольдыч! – снова покрутил головой дедок. – Вот уж точно творческая натура – а соображения-то и нет! А ежели ваши попугаи от большого натурализма в зал залетят и на зрителей того… бомбардировку устроят?
– А они… А они… – забормотала Кисонька, чувствуя, что с попугайчиками явно пережала. – А они в памперсах летать будут!