Вот только Эд никак не мог быть связан с терроризмом. Это исключено.
Но знал ли Томас это, да и вообще что-либо существенное о своем брате за последние полдюжины лет?
Единственный раз Томас действительно рассмеялся, когда гости встали, собираясь уходить, а он, изображая браваду, которую на самом деле не чувствовал, спросил у них, чем была вызвана эта абсурдная линия вопросов.
— Сожалею, сэр, — ответил Каплан. — Это представляет государственную тайну.
Даже тогда смех Томаса не прозвучал совершенно искренним. Если уж мир дошел до царства подобных телевизионных клише, то ему, Найту, действительно следовало бы хорошенько испугаться.
— Как умер мой брат? — спросил он.
— Обстоятельства его смерти еще расследуются.
— Значит, вы мне ничего не скажете.
— В настоящий момент мы не имеем права раскрывать подробности, — ответил Палфри, тот, у которого было открытое, улыбающееся лицо.
— Смогу ли я выяснить больше, если слетаю в Манилу?
Томас сознательно дерзил, проверяя своих гостей, хотя в то же время понимал, что с работы его выставили, поэтому поездка на Филиппины перестала быть чем-то невозможным и превратилась просто в маловероятное. Ему показалось, что Палфри поколебался мгновение, прежде чем ответить.
— Вас не пустят в страну, — сказал он.
Томас удивленно уставился на него.
— А если и впустят, то мы вас заберем, как только вы вернетесь назад, — добавил другой без тени каких-либо эмоций.
— И вот что еще, сэр, — сказал на прощание Палфри. — Я посоветовал бы вам ни с кем не обсуждать эту тему. Расследование продолжается.
Гости не уточнили, что или кто является предметом этого расследования.
Томас провел на телефоне полчаса, разговаривая с сотрудником Госдепартамента, и еще десять минут, безуспешно пытаясь связаться с американским послом в Маниле. И в том и в другом случае ему так и не удалось ничего выяснить. Да, брат умер на Филиппинах, но никго не говорил, как именно и что он там вообще делал. Кстати, с последнего стоило бы начать. Томас так и не смог определить, известно ли это было самим чиновникам. Быть может, при общении с убитыми горем родственниками это естественно, но он почувствовал их беспокойство. Раздражение Томаса нарастало по мере того, как его перебрасывали от одного не владеющего информацией бюрократа к другому, но он также интуитивно чувствовал, что своим обычным нахальством ничего не добьется. От него отгородились каменной стеной люди, которых нельзя было запугать никакими словами. В конце концов Найт устало поблагодарил их и положил трубку.
— Ничего? — спросил Джим.