Все ждали от Данте, что он позаботится обо всем. Никто, похоже, не возражал, что главенство в семье переходит к нему. Никто из детей Марко не горел желанием взваливать на себя груз ответственности, и Дженни не раз отмечала, что Данте относится к тете и дяде с той ласковой снисходительностью, с какой обращаются с беспокойными и беспомощными детьми.
Данте был Мужчиной.
Во всех отношениях. Дженни уже давно перестала негодовать по поводу его привычки доминировать и всегда добиваться поставленной цели. Не многим людям присуща такая сила воли, позволяющая делать что должно. Кроме того, Данте никогда не злоупотреблял своей властью, всегда проявлял чувство меры и учитывал интересы других. Она чувствовала его заботу и о себе, прекрасно понимая теперь, почему Марко так безоговорочно доверяет внуку. Только с Данте он полностью расслаблялся. Люсию Марко снисходительно терпел, поскольку при нем она держала себя в руках и не устраивала истерик по поводу его скорой кончины. С Дженни же он вел долгие беседы о прошлом, рассказывал о многом, и не только об Антонио.
Эти разговоры, как ни странно, не вызывали у Дженни напряжения. Может быть, еще и потому, что Марко вел их с ней наедине, отослав Данте и Люсию. Он больше не расспрашивал о жизни сына в Австралии — на эти вопросы Дженни было бы затруднительно ответить, зато много рассказывал о себе: о детстве и семье, о встрече с незабвенной Изабеллой, об их совместной жизни. О том, как он создавал свою империю, строил отели и итальянские кварталы по всему миру. Марко не скрывал своей гордости за сделанное, не скрывал гордости за Данте, который, он не сомневался, достойно продолжит его дело, а не промотает бездумно созданное трудом богатство.
— Он хороший мальчик…
Дженни сбилась со счета, сколько раз она слышала эти слова, преисполненные любви и одобрения. Ей все больше и больше нравился этот старый, больной человек, и было бесконечно жаль, что жизненный путь его подходит к концу. Но Марко прожил большую, насыщенную и осмысленную жизнь. Иногда за беседой он ласково похлопывал Дженни по руке и говорил: «Хорошая девочка», и она в такие моменты чувствовала себя его настоящей внучкой.
Но, оставаясь наедине с Данте, Дженни радовалась, что их не связывают кровные узы. Они проводили вместе все ночи, а иногда и упоительные часы сиесты, доставляя друг другу неимоверное наслаждение. И это не был просто жаркий, страстный секс. Им нравилось чувствовать рядом друг друга, засыпать обнявшись, находиться в тайном мирке, принадлежавшем только им двоим.