Хельмут второй раз плюнул и чуть не попал Станислаусу на чулок, надетый поверх брюк. Станислаус схватил помойное ведро, собираясь мутной водичкой слегка плеснуть в Хельмута, но в эту минуту девушка-лань постучала в окно. Знаком подозвав Станислауса, она попросила его выйти к ней на две минутки. Мир повернулся к Станислаусу своей светлой стороной.
Письмо его попало в понимающие руки. А стихотворение какое хорошее! Оно даже грустное, оно полно догадок и напрасной грусти. Это была просто небольшая прогулка на мотоцикле, совершенно безобидная.
— Вы не обязаны отчитываться передо мной. А стихотворение? Пустячок! Осенило! Настроение свое излил!
О, какие непривычные речи! Девушка подыскивала слова для ответа, но тут с шумом распахнулось окно пекарни, и Хельмут вытряхнул тряпку, полную опилок. Облако пыли окутало Станислауса и девушку. Она сумела воспользоваться этим облаком и пожала руку Станислаусу.
— В среду вы у нас, непременно. Отец просил передать вам привет. Стихотворение замечательное.
Облако рассеялось. Девушки во дворе уже не было.
Станислаус начал лучше думать о себе: он написал стихотворение, и, оказывается, не только для ветра и облаков. Оно пришло по адресу. Целая семья занималась им. Станислаус славил искусство оттачивать слова так тонко, чтобы они, как невидимые стрелы, проникали в человеческое сердце. До среды он все свое свободное время посвятил этому искусству. Великий ученый в нем был оскорблен и отошел в сторону. Значит, он все-таки был чем-то похож на доктора Фауста. Молодчага этот Гете! Для каждого у него что-то есть — одно или другое!
40
Станислаус приходит к отцу девушки-лани, заглядывает в сокровенные уголки поэтической души и поцелуями на кухне толкает себя в омут новых страданий.
На папаше девушки-лани был вязаный коричневый джемпер с зеленой каемкой. Детские глаза господина Пешеля сияли голубизной, под носом темнела клякса усов. Его большие осторожные руки складывали газеты так, словно они были из папиросной бумаги.
— Имею честь представиться — Пешель, а это моя жена.
Фрау Пешель для приветствия подставила Станислаусу локоть. Пальцы ее были в серовато-красной массе мясного фарша с блестками лука.
— Мы знакомы. Вы не возражаете против рулета?
— Что? — Станислаус смутился: в комнату вошла Лилиан и поздоровалась с ним.
— Рулета, — сказала фрау Пешель, хлопая ладонь о ладонь, вымазанные мясной массой. — Фальшивый заяц. Вы едите фальшивого зайца?
— Да, да, всегда. — Станислаус не отказался бы в эту минуту и от жареных дождевых червей, если бы ему предложили, ибо он почувствовал ласковую руку Лилиан.