Как говорится, «Остапа несло». А Женя снова кивал, слушал, хмыкал и был серьезен, как в первые часы, когда мы болтали на философские темы. А потом вдруг поволок меня на улицу: «Пойдем, подышим…» Мы молча прошли по переливающейся огнями, музыкой и женским смехом улице. Я пыталась еще что-то говорить, но было видно, что он не слушает, рассеянно смотрит в пространство и, кажется, уже забыл о моем существовании. В какой-то момент Женя указал в сторону города и пробубнил нечто вроде: «Там вон музей Матисса… И Шагала… А я здесь. Пью». Шагнули на пляж — к черному бархату моря. Зябкий ветер доносил откуда-то звуки африканских барабанов. Уверенно хрустя голышами (он) и ломая о них каблуки (я), мы подошли почти к самой воде. Там Женя рухнул на остывающие камни, усадил меня рядом, закурил и… Заплакал!
Я не сразу поняла это. Поначалу казалось, что он просто подавился дымом и пытается откашляться… Но в какой-то момент я поняла, что сидящий рядом со мной мужчина вытирает слезы… Я застыла в позе датской скульптуры «Русалочка», совершенно обалдевшая от такого поворота дел, пытаясь понять процентное соотношение искренности, спирта и наигрыша в его слезах. А он говорил… Говорил такие личные и грустные вещи, которые случайным знакомым обычно не рассказывают… Или наоборот — только случайным и доверяют. Про свое одиночество, про то, как сложно сильному человеку найти друзей, про то, что все продается и никому нельзя верить, про свою бывшую жену «суку», которая всегда смотрела только в его кошелек, и про то, как однажды пытался резать вены, да «не дали»… Поминутно у него в руках пиликал мобильник — нас разыскивал Гриша с девочками, но Женя сбрасывал звонки и говорил-говорил… Так, что казалось, иногда заговаривается!
— …Детка, ты пойми, мне денег уже сейчас до конца жизни хватит! А толку? — Как будто оправдывался он. — Маму бы вернуть, бросить ей все это под ноги… Так нет мамы. Давно уже нет. Я когда женился, думал пошлю все к растакой-то матери, куплю скромный домик на побережье. Не в Кап-Ферра — не дай бог! Где-нибудь в некозырном, тихом месте, буду жену по утрам целовать и — в булочную за свежими круассанами… Газеты за завтраком буду пролистывать… А потом вместе — на пляж, в тихую уютную бухту… И чтоб купальник на ней такой, знаешь, чуть выцветший, розоватый, добрый… И чтоб никаких ресторанов! Чтобы дома к обеду котлетами пахло, как в детстве… И жена мне обязательно сына родит! И я в лото с ним играть буду. И кефир на ночь. Кефир, кекс и супружеский секс! — Женя хохотнул и снова то ли закашлялся, то ли сглотнул подступивший к горлу ком. — …А все было не так, совсем не так! Вместо сына в животе — у нее спираль, вместо тихой бухты — Памплон, вместо «розоватого-выцветшего» — ворох бикини от Армани… Какой уж тут кефир! Да я и приезжал-то всего раза два. Дела… А в другой раз посмотрел на нее — чужой человек, алчная… Ну как с такой сукой можно жить?