– Да.
– Хорошо. Спи полчаса. Потом, не просыпаясь, ты встанешь, пойдешь в спальню, ляжешь в постель и проспишь до утра. Понял?
– Да.
– А когда проснешься, забудешь, что случилось с тобой, что ты сказал мне. Все. Ясно?
– Да.
– Утром вспомнишь одно: ты здорово напился, к тебе ненадолго находил я, а когда ушел, ты завалился спать. Теперь спи спокойно. Придет время – ляжешь в постель.
Голова Копплстоуна свесилась набок, тяжелое дыхание заклокотало в горле. Гримстер потянулся к бутылке, налил себе виски. Бережно держа рюмку в руке, он сел напротив Копплстоуна. Несмотря на тяжелый груз мыслей и еле сдерживаемых чувств, в нем преобладала обычная осторожность. Копплстоун не дурак. Проснувшись, он ничего не вспомнит, но о многом подумает, а кое-что, возможно, и заподозрит. Любая мелочь может навести его на мысль о происшедшем. Вот почему так важно, чтобы на подносе стояли две рюмки со следами виски, а в пепельнице была, по меньшей мере, пара окурков. Гримстер и Копплстоун просто сидели, выпивали, а потом, когда Копплстоун отключился, Гримстер ушел. Вот и все.
Гримстер взглянул на часы. Перевалило за полночь. Он сидел, не сводя глаз с Копплстоуна.
… Худшие предположения подтвердились. Но разгадка принесла лишь оцепенение. Многое нужно обдумать, многое сделать, но сейчас, в полночь, ему хотелось лишь отрешиться от всего.
Он сидел, пил и курил, а через полчаса Копплстоун заерзал в кресле, тяжело поднялся и, не открывая глаз, покачиваясь, поплелся в спальню. Вошел, оставив дверь открытой. Послышался щелчок выключателя, шелест снимаемой одежды, грохот упавших на пол ботинок и, немного погодя, скрип кровати под тяжестью тела.
Гримстер постоял на пороге спальни. Копплстоун не выключил свет. Он лежал, обнажив руки и торс, едва прикрывшись простыней, и тихонько похрапывал.
Гримстер вышел, не прикоснувшись ни к двери, ни к выключателю. По дороге бросил в пепельницу на столе гостиной еще один окурок.
Когда Джон вернулся к себе, был почти час ночи. Он начал раздеваться, прохаживаясь между спальней и ванной, и тогда почувствовал в воздухе тонкий запах духов, узнал его и без особого интереса и удивления сообразил, что Лили недавно приходила сюда.
Но мысль о ней была так же мимолетна, как трепет листа на дороге в Хайленд, когда машина Вальды пробила грубый деревянный бордюр и медленно, кувыркаясь, полетела к заросшим вереском гранитным склонам.