- Замолчи! - поморщился я. - Нечего мне объяснять, за что ты стала или не стала бы меня обвинять. И не занимайся кишкоедством. Я тоже тебя знаю и видел тебя голой не раз и не два. Ты красивая и умная женщина...
- Но не такая красивая и умная, как она.
- Кто?
- Все тебе надо разжевывать. Эта... Хелен Пиласки!
- Господи, Клэр, ну что ты несешь? Женщина сидит в тюрьме, в ожидании суда за убийство. За убийство - понимаешь? Неужели ты не можешь вбить это в свою... башку?
- Ты хотел сказать - в тупую башку? Скажи уж, не бойся.
- Не кричи - детей разбудишь.
- Ну и черт с ними!
- Успокойся, Клэр, - взмолился я. - Возьми себя в руки.
Несколько раз сглотнув, она медленно, с расстановкой произнесла:
- Я ведь не одна это знаю, Блейк. Весь город только это и смакует: как Блейк Эддиман влюбился в дешевую потаскуху, развлекающуюся убийствами.
- Не говори так!
- Ага, проняло, - торжествующе улыбнулась Клэр, упиваясь своим достижением. - Не по нутру тебе, когда её называют дешевой потаскухой. Может, назвать её тогда - дорогой потаскухой? Как-никак, сам Джо Апполони её обхаживал. А потом - Фрэнк Каттлер. Она соблазнила его в бассейне и отымела прямо там, в раздевалке...
- Это ложь!
- Да, разумеется. Бессовестная ложь. Только, кроме тебя, все об этом знают.
- А тебе кто сказал?
- Сам Фрэнк и сказал. Время джентльменов и отважных рыцарей, защищающих дамскую честь, прошло, мой дорогой. Если, конечно, вообще было когда-нибудь. Похоже, теперь вы одерживаете победы лишь для того, чтобы похвастать о них другим женщинам. Да, это так?
- Мне не нравится, что ты говоришь!
- Разумеется. Я твоя жена, Блейк. Мне-то хвастать нечем. Но ты посмотри на себя. Помнишь, как старый Бриско, аризонский миллионер, скончался от сердечного приступа? Он ведь тоже тогда влюбился в эту проститутку... Спроси кого хочешь, если не веришь.
Вот именно тогда мне и пришло в голову, что я больше не способен жить с Клэр, что нашему браку, да и в какой-то мере нам самим - настал конец.
* * *
Когда Хелен вошла в комнату для свиданий, я встал; я всегда вставал при её появлении. И, опять же как всегда, надзирательница поинтересовалась, не стоит ли ей остаться при нашем разговоре.
- Нет, спасибо, - отказался я. - Я позову вас, если понадобится.
- Она - образцовая узница, мистер Эддиман, - сказала Красотка. - И замечательная женщина.
Она оставила нас вдвоем, и Хелен приблизилась ко мне. Она не шла, а словно парила. Свободно, легко, раскрепощенно. Лицо её светилось здоровым румянцем, словно она и не сидела взаперти в тюремной келье. Зачесанные назад волосы матово сияли. Я, должно быть, выглядел не столь бодрым и здоровым, потому что Хелен, смерив меня несколько встревоженным взглядом, спросила, спал ли я ночью.