В принципе, вся сцена тянула бы на обычный фельетон, если бы ее героиня не была так чудовищно избалована и одновременно обласкана любовью самого автора. Сам Подушкин удовлетворенно делает о матери следующее замечание:
Похоже, маменьке повезло, наконец-то ей на жизненном пути попался настоящий мужчина, который понимает: любое горе дамы моментально делается меньше, если нацепить ей на пальчик колечко с камушком.
В “Фейсконтроле на главную роль” Даша Васильева узнает, что домработница ее приятельницы обладает кое-какой важной информацией. Однако в ходе разговора выясняется, что та не намерена делиться ею бесплатно. Ей нужны деньги. В обмен на сведения Васильева предлагает сто долларов, на что домработница тут же заявляет: “Тысячу!” Для Васильевой это много, и она предлагает двести, но домработница лишь делает скидку до девятисот. Тогда Васильева повышает ставку до пятисот, объясняя, что “больше налички нет”. Но домработница снова не удовлетворена. Она как ни в чем не бывало начинает осматривать сумочку просительницы, намереваясь найти в ней материальную компенсацию недостающим четыремстам долларам. Ничего не найдя, она требует, чтобы Васильева сняла с себя серьги. Та с достоинством отвечает:
— Милая, их цена намного выше запрошенной тобой суммы.
Домработница сдаваться не намерена и в итоге соглашается на кольцо с брильянтом, которое Васильева предлагает взамен серег. Симпатия автора снова на стороне своего альтер-эго, а смещение акцента вновь скрывает дефект непристойности: читатель радуется смекалке Даши Васильевой, которая смогла бижутерийную поделку выдать недалекой домработнице за настоящий брильянт, как бы отплатив ей той же монетой.
Можно возразить: разве такие люди и такое поведение — такая уж фантастика? Здесь спорить бессмысленно: бывают вещи и похлеще. Но речь, собственно, не об этом.
Донцова пишет не производственные романы, концентрирующие специфический опыт и описывающие суженные до него ситуации. Ее книги — это не тюремные летописи и не журналистские расследования. Любой ее образ и любая ситуация устроены так, что они воспроизводят наиболее народное, наиболее вероятное наблюдение. Так устроен сам ее творческий метод. Поэтому такие ситуации нагружены именно всеобщим, нечастным смыслом, как и большинство ее ситуаций. Реальность в ее изображении, таким образом, в очередной раз бессмысленно усугубляется в негативе.
Мужчины и женщины
Проза Донцовой бесконфликтна, но она не лишена некоей внутренней ориентации, некоего силового поля, задающего общее направление мышления. Эта ориентация ни в коей мере не является центральной идеей. Она могла бы быть идеей, если бы автор на страницах своих книг вел полемику с оппонентами. Но поскольку автор ни с кем не спорит, а лишь занимается раскладкой собственного голоса на разные лады, эта некритическая ориентация, родившаяся из натуралистического отношения к жизни, стала чем-то вроде прикладной самооправдывающейся логики, которая в идеале не прочь сделать произведение самодостаточным и не желающим ничего никому доказывать.