...Можно выпить рюмку в баре и отправиться в пустую тихую комнату. Еще неделя, и я вернусь в Ниццу. Все лучше, чем трудиться в баре "Топкапы", но я не имела права отказываться даже от такой работы.
Я вспомнила, как Елена Прекрасная рассказывала мне о своей работе. Профессию очень трудно угадать - мне всегда хочется спросить об этом клиентов, но угадываю я в одном случае из сотни. Однозначно идентифицируются только учителя и военные, но и с ними я пару раз промахивалась. Елене я мысленно присвоила квалификацию юриста, она оказалась врачом. Тем самым, к которому я ходила все свое детство. Лор. Или, как говорили раньше в Пушкине, - ухогорлонос. Когда я услышала это слово впервые, то решила, что так должна называться очень редкая и красивая птица...
Бог и с ней, лором Еленой. В те турецкие дни я с языческой легкостью раздавала каждому по Богу.
В баре - дым столбом, ор, танцы, но, к счастью, никто никого не убивал. Я кивнула сменщице-турчанке, она жалобно подняла глаза вверх - пыталась позвать Аллаха, но над нами было только черное небо с белой скобкой месяца. На стульчике у бара в прежней позе сидела мама Вадика, с детской площадки доносились визги чад, которым позволяли ложиться спать за полночь. Вадика не было. Наверное, спит - под присмотром чопорной бабушки, пока мама набирается в баре.
Мне хотелось тишины, и если бы ее подавали в баре, я заказала бы двойную порцию.
У моря было почти тихо. Сняв сандалии, я пошла босиком по холодному песку, с особенным, ночным удовольствием закурила.
...В последние дни перед нашим отъездом кассирша из пушкинского супермаркета высоко подняла вверх булочку, закатанную в полиэтилен, и громко спросила у товарок: "Никто не знает эту булочку?"
Бедная булочка, у нее не нашлось знакомых, ее цены никто не знал, она была обречена на неизвестность. Теперь я чувствовала себя такой же точно булочкой, с той разницей, что обо мне никто даже не спрашивал...
Пирс подсвечивали пять фонарей, в свете их мелькнуло белое пятнышко. Чайка?.. Мальчик-звезда Вадик лежал в воде ничком, рубашка вздувалась на спине - белая и круглая, как луна. Настоящая луна помогала фонарям освещать пирс.
Он был еще жив, я достала его одной рукой - таким он оказался легким. Искусственное дыхание, усилие, массаж, и наконец вода хлынула из маленького рта. Мальчик Вадик хрипло вздохнул, открыл глаза. Я знала, какое слово он скажет первым. Главное детское слово. Ма-ма.
Я взяла мокрого, ледяного Вадика на руки. Нож пришлось переложить в задний карман. Вадик мелко дрожал, вечер воспоминаний продолжался. В Пушкине я пережила период насильственного воцерковления - Миша принял крещение и усердно таскал меня по храмам и монастырям. За этот короткий срок я узнала огромное количество новых слов, которые прежде воспринимала как музыку. В Новгороде, в одном из монастырей, на службу принесли мальчика-олигофрена - он сидел на руках у отца и слюнявил ему щеку. Отец был счастлив - крепко прижимал к себе увечное дитя. Сейчас - с мальчиком-звездой на руках - пришло время кивнуть им обоим с узнаванием и ясностью.