— Нет никаких «нас», Мэтью! Вы сбиты с толку, потеряны. У вас лихорадка.
— Но «мы» могли бы возникнуть! — ответил он, ужасом ощущая, как в груди все горит от внезапно на катившего отчаяния. И прошептал: — Джейн, уйди отсюда вместе со мной.
Он услышал, как медсестра вдруг замерла на месте, и понял, что сумел ее заинтриговать.
— Когда мое лечение закончится, давайте уйдем отсюда — только вы и я! И тогда мы сможем понять, что… что же свело нас вместе. Позвольте мне рисовать вас, доставлять вам наслаждение! Будьте моей музой, — добавил Мэтью, используя все средства, чтобы убедить Джейн выполнить его просьбу.
— Вашей музой? — засомневалась она.
— Да. До сего момента я только и делал, что рисовал вас в своем воображении исключительно с помощью своей фантазии. Позвольте мне увидеть вас своими собственными глазами! Разрешите мне воплотить все свои тайные желания!
В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вплыл лекарственный аромат доктора Инглбрайта.
— Джейн, за вами прибыла карета. Я приказал подать ее чуть раньше обычного. У вас была долгая тяжелая ночь.
Ненависть вторглась в сознание Мэтью. Неужели Джейн — возлюбленная доктора? Или жена? Черт возьми, а Уоллингфорд уже привык думать, что она принадлежит только ему!
— Очень любезно с вашей стороны, доктор Инглбрайт, но это излишне — я останусь до окончания своей смены.
В тоне медсестры не было ни капли женской приветливости и одобрения. Как, впрочем, и благодарности.
— Но я настаиваю, Джейн. Это не обсуждается.
— Ладно, — пробормотала медсестра, и Мэтью снова услышал, как ее каблуки застучали по полу.
Она нехотя подчинилась, хотя явно не была довольна распоряжением доброго доктора.
— Джейн, — окликнул пациент. — Выспитесь хорошенько. И еще вы можете сделать мне одолжение, поразмыслив над моим предложением.
Дверь за медсестрой закрылась, и Мэтью почувствовал, как доктор, стоящий у него в ногах, пристально смотрит на него.
— Граф Уоллингфорд, — громко возвестил Инглбрайт, — сейчас вы покинете нашу больницу и вернетесь в более привычную для вас часть города.
— Почему вы не сказали ей об этом? — откликнулся Мэтью, чувствуя, как начавшее оживать сердце снова проваливается в темные глубины черствой души.
— О чем я должен был сказать?! О том, что вы — никчемный распутник, соблазняющий женщин, а потом, когда они надоедают, бросающий их? Должен сказать, что подобные развлечения кажутся мне безнравственными, и уж точно это не то времяпрепровождение, которое пришлось бы Джейн по душе.
— Тогда почему же вы не сказали ей, что я — бессердечный ублюдок? — взревел Мэтью.