Номер Первый. Они знают, что ты не трус. Много раз видели тебя в деле.
Пауза.
Номер Седьмой. Здесь тоже опасно.
Номер Первый. Конечно. Но я буду присматривать за тобой. Здесь ты не обязан подавать пример своим ребятам.
Номер Седьмой. Это свинство, команданте.
Номер Первый встает. Подходит к сидящему Номеру Седьмому, гладит его по голове.
Номер Первый. Трое моих братьев погибли. Младший был твой ровесник. У меня никого нет.
Стучат в дверь. Номер Первый со стаканом в руке идет к центру гостиной.
Номер Первый. Войдите.
Открывается дверь, появляется Министр.
Министр. Можно?
Номер Первый. Вы в своем доме.
Министр входит, закрывает за собой дверь.
Министр. Это все в прошлом. Сейчас я гость революции... Здесь я любил после обеда выпить стаканчик... Ситуация меняется, а привычки остаются. (Подходит к столику с напитками, наливает себе изрядную порцию виски.) Странно, не правда ли?.. Я не мешаю?
Номер Первый. Прошу. (Показывает Министру на кресло.)
Хозяин виллы садится.
Министр. Да, ситуация меняется, а привычки остаются... Я когда-то читал воспоминания о концлагере, где-то в Европе... Кажется, лагерь Аушвиц... Вторая мировая война... Прибыл новый транспорт с заключенными. Автор рассказывает, что в их барак поместили трех новеньких... Капо — это такой надзиратель, назначенный из заключенных, — каждому для почину всыпал по двадцать пять палок. Потом стал выяснять у новеньких профессию. Один оказался инженером и получил за это еще двадцать. Другой — чиновник — тоже получил еще двадцать. А третий оказался священником. «Мог бы сразу сказать», — пробурчал капо, согнал какого-то заключенного с лучшего места на нарах и поместил туда священника. На следующий день капо не пустил его на работу. Когда вечером все вернулись в барак, священник был мертв. Его задушил капо. «Зачем ему мучиться», — объяснил капо, привыкший относиться к священникам с большим уважением.
Номер Первый смеется.
Номер Первый. А что во дворце?
Министр. Старая Гиена не понимает всей серьезности ситуации. Он уверен, что гвардейцы справятся, как справлялись и прежде. Ему не мешало бы показаться психиатру.
Номер Седьмой. И притом лет двадцать назад.
Министр. Он спит и видит пышные торжества на предстоящем юбилее диктатуры. Отца Нации ему уже мало. Решил называться Величайшим Сыном Нации. На меня кричит, обозвал трусом за то, что я отправил семью в Европу. Я ему ответил: сам-то я здесь — тогда он успокоился.
Номер Первый. Кстати, о вашей семье... Все чувствуют себя хорошо, свежий воздух идет им на пользу.
Министр. А что, есть какие-нибудь...