Номер Первый. Письмо от жены и детей лежит в вашей спальне... А ваш старший сын назначен сержантом в один из наших отрядов.
Министр. Уговаривал ведь идиота в прошлом году вернуться в Гарвард. Но он предпочел здешних девок.
Номер Первый. После победы такой сын будет настоящим сокровищем.
Министр. Только бы не в деревянной упаковке.
Номер Седьмой. Он вас стыдится.
Министр. И правильно делает.
Номер Первый и Министр улыбаются друг другу.
Номер Первый. Все забываю спросить у вас...
Министр. Спрашивайте, но сначала сядьте, пожалуйста... А то я не знаю, как мне быть — будущий Отец Нации стоит, а я сижу.
Номер Первый(садится на диван). Меня заинтриговала обстановка вашей гостиной. Старинная колониальная мебель...
Министр. Подлинная, уверяю вас, дорогой мой команданте, подлинная.
Номер Первый. И эти картины. Новейшие направления в искусстве и наш отечественный фольклор.
Министр. Вы хотите сказать: картины не соответствуют мебели?
Номер Седьмой. Мне такое сочетание очень нравится. По принципу полифонии.
Министр. Благодарю. (Номеру Первому.) А вы бы повесили тут старинные картины?
Номер Первый. Да.
Министр. Плохо мое дело.
Номер Седьмой. О чем вы?
Министр. О своем будущем.
Номер Первый. Почему?
Министр. Потому что вы, кажется, доктринер не только в политике... Пристрастие к стилистическому единству не обещает ничего хорошего таким, как я... Боюсь, я не впишусь в новую систему, которую вы хотите создать.
Номер Первый. Вы обобщаете частности.
Министр. Только благодаря этому я еще жив.
Номер Первый. Но вы не ответили на мой вопрос... Почему вы выбрали эти картины?
Министр отпивает глоток виски.
Министр. Дорогой мой команданте, в этом интерьере как в зеркале отражается мое «я»... И «я» многих других, кто живет в нашей стране. Мебель — славные традиции, омытые кровью; картины — современность; а опусы деревенских художников — то, что утрачено нами в прошлом и настоящем.
Номер Первый. Вам нечего опасаться. Златоусты всегда найдут себе место при любом режиме.
Министр. Если они не лишены определенной дозы подлости. Как я, например.
Номер Первый. Я бы назвал это скорее меланхолическим цинизмом.
Министр. После таких комплиментов в свой адрес, надеюсь, я могу себе позволить еще одно обобщение. Так вот, дорогой Избавитель Отечества, все революции кроме целей социальных и политических ставят перед собой еще одну, невыполнимую задачу: воспитать Нового Человека. Человека с большой буквы. Что это должно означать? Подчинение личности лозунгам революции. А этого никогда не удается достигнуть, даже если в первом послереволюционном поколении пропаганда и добивается больших успехов, — потому что это означало бы окаменение. А жизнь — это отрицание окаменения.