В надежде заработать прощение Ирина Станиславовна тотчас же «заложила» всех, не вошедших в «черный список», начиная с Сабурова и заканчивая Гвоздицким. Низматова она не назвала — спиртного он не пил, а перекусить во время работы может каждый сотрудник, если, конечно, на приеме никого нет.
— С Гвоздицкого тоже возьмите объяснительную, — распорядился главный врач. — Эх, Ирина Станиславовна, Ирина Станиславовна… Не ожидал я от вас.
— Да я и сама не ожидала, — всхлипнула Воскресенская.
— Идите, — поспешно сказал Антон Владимирович. — И скажите Юлии, чтобы она пригласила ко мне Татьяну Алексеевну.
Пахомцева, как и полагалось руководителю и представителю «поликлинической госбезопасности», уже знала все.
— Я как раз собиралась к вам, Антон Владимирович! — едва переступив порог, начала она. — В этой чудовищной оргии, как мне сказала Лариса Николаевна, — старшая сестра тоже пыталась выслужиться, чтобы остаться на своем месте, — участвовало не только первое отделение, но и Сабуров, Башкирцев и Гаспарова.
— Поэтому я вас и пригласил, Татьяна Алексеевна. Возьмите с них объяснительные, и завтра в час дня проведем внеочередное собрание по этому поводу. От моего имени сообщите, чтобы обязательно явились все!
— Будем увольнять, Антон Владимирович?
— Вы меня удивляете, Татьяна Алексеевна! — Антона Владимировича всегда раздражала чужая глупость, а уж глупость подчиненных — вдвойне. — Один невропатолог у нас под следствием, его не сегодня-завтра или посадят, или от работы отстранят, а вы предлагаете второго уволить! А где мы возьмем хирурга? Как за больничные листы начали массово судить, с хирургами у нас сразу же стало плохо! И урологи больше склонны в частных медицинских центрах работать, нежели в поликлинике!
— Но ведь…
— Я понимаю, что вы хотите сказать! Да — Сабуров алкоголик и грубиян! Да — Башкирцев пофигист, каких мало! Дайте мне кого-нибудь получше, и я сразу же их уволю! А пока что давайте воспитывать!
— В народе говорят, что пороть надо, пока ребенок лежит поперек лавки, — поджала губы Пахомцева. — Когда он лежит вдоль — пороть поздно. Как я могу воспитывать сорокалетних мужиков? Их уже никто и ничто не исправит. Я не раз обращалась к вам по поводу того же Сабурова, но…
— Я все сказал, Татьяна Алексеевна, и повторяться не хочу!
— А вот я, Антон Владимирович, сказала не все! Я разговаривала с Чупрыгиным, инвалидом второй группы с участка Ханиной, тем самым, который сообщил дежурному по департаменту о пьянке, и он мне рассказал все в подробностях. Оказывается, он позвонил в департамент после того, как его оскорбил пьяный врач, вышедший из кабинета старших сестер. Чупрыгин поинтересовался, не там ли Ханина, а его грубо послали. Врач был плотным блондином среднего роста с усами. Сколько у нас докторов с усами? Вы понимаете, что если бы этот урод вместо того, чтобы грубить, вызвал бы в коридор Ханину, а Ханина выписала бы Чупрыгину три несчастных рецепта, звонка в департамент бы не было?