Впрочем, большая часть стаи образовала неровный круг вокруг существа. Люди вскинули свое оружие. Тихонько всхлипывающее создание скорчилось и заслонилось руками. Тогда я был оглушен, но и сегодня не стал бы утверждать, издавало ли оно бессвязные животные звуки или же пыталось говорить. Если последнее — не думаю, что мне знаком этот язык. Впрочем, по-настоящему я знаю только английский — да и тот после девятой пинты пива не слишком твердо, и кое-как — по полузабытому школьному курсу — французский.
Кто-то наконец отважился, качнулся вперед и нанес первый удар бейсбольной битой. Еще кто-то пнул существо, и этот пинок послужил сигналом остальным. Били сапоги, били дубинки, взлетали и падали топоры, взлетали и падали. А существо все продолжало жалобно кричать, кричать, кричать…
Те, кто не принял участия в основном виде кровавого спорта, занялся второстепенным. Толчки перекатывали меня с боку на бок. Каждый раз, когда я пытался свернуться в клубок, меня: пинали в спину и тянули за волосы, пока я не разворачивался, снова становясь крупной, более уязвимой целью.
Хрупкая фигурка металась в эпицентре свалки, колотя, колотя, колотя распростертое на земле существо. Толпой уже овладело бешенство рвущегося к кормушке скота, каждый сражайся за место в схватке, стремясь дать выход своей мелкой ненависти, разрядить ее в беспомощное существо. Хрупкую фигурку оттерли, и на нее упал свет фонаря.
— Карен… — выкрикнул я.
И тут на мое лицо обрушился грязный сапог. Взрыв; белые звезды, кровь, медный привкус во рту. Багрянец. Чернота. Затем — ничего.
На второй день Рождества снег валил по-прежнему. Церковный двор потерялся в белизне, лишь кое-где из-под заносов высовывались камни. Добропорядочный викторианский ангел превратился в бесформенный ком со слабым намеком на лицо и горбы раскинутых крыльев.
Поблизости под легкими шагами заскрипел снег. Я не повернул головы. Спустя секунду она заговорила:
— Родж, я пыталась предупредить тебя. Ты не должен был вмешиваться.
Я оглянулся. Она стояла футах в десяти от меня. Моя левая рука болталась на перевязи, а лицо, несмотря на цепенящий холод, саднило.
— Я сам во всем виноват, так?
— Не надо ввязываться в то, чего не понимаешь. Так что, если хочешь по правде, то да, ты сам виноват.
Я снова отвернулся.
— Оно не пыталось причинить мне вред, Карен. Господи, ему было больно. Если бы ты слышала…
— Ему не было больно, Роджер. Оно не способно чувствовать боли. Оно не человек. Оно демон.
— Оно не сделало ничего демонического.
— Оно попыталось заморочить тебя, чтобы ты помог ему сбежать. Именно так они и поступают. Ты не знаешь их, Родж. Ты не знал, что они шастают тут, а времени объяснить не было. Бог ведает, что оно натворило бы.