Стоило Федору Ильичу сказать, чтобы все усаживались, и все сразу оказались на своих местах. Он-то как раз был тем человеком, который принимает решение при любом составе компании. Своих решений Царь никогда никому не навязывал, но все сами подчинялись ему с охотой; эта его способность была такой же данностью, как Сашкино обаяние.
Еще когда все они только в первый класс пошли, Любина мама говорила, что Федя Кузнецов будет крупным руководителем, и Люба была с ней согласна. Кем же еще ему быть и кому же быть крупным руководителем, если не ему? Когда он выбрал в МГУ математический факультет, все даже удивились, потому что было не очень понятно, чем может руководить математик, а по мужской линии все в семье Кузнецовых чем-нибудь руководили. Его отец был главным врачом Боткинской больницы, а прапрадед так даже экономическим министром при последнем царе или не министром, но кем-то вроде.
Должность прапрадеда в соединении с личными качествами Феди Кузнецова и породила прозвище Царь. И Федором Ильичом его называли тоже из-за особенных личных качеств. Вот этих самых, благодаря которым именно он сейчас решил, ехать им на поиски Шахматова или возвращаться домой.
Сашка, затеявшая всю эту бестолковую поездку, тем временем болтала с Саней, сидящим на заднем сиденье между нею и Любой. Никаких угрызений совести она при этом явно не испытывала; кто бы сомневался!
– И ты представь, что она мне заявляет вчера на вокзале? – особенно не прислушиваясь, все же слышала Люба. – Ты, говорит, Александра, ежедневно должна Бога благодарить за то, что он дал тебе голос. Каждое утро – лбом в пол и благодари. Потому что, говорит, на свете миллионы людей, которые и хотели бы как-то себя выразить, да им нечем, а тебе Бог дал, чем себя выражать, вот и благодари его по гроб жизни лбом об пол за две связочки у тебя в горле.
– Интересная теория, – заметил Саня.
– Я всегда знала, что Тамонникова сумасшедшая! – Сашкин смех сверкнул, как солнечные блики, прыгающие по сиденьям. – Неистовая прелесть. Я ее, конечно, люблю, но лоб у меня не для поклонов.
Скосив взгляд, Люба увидела темные веселые Сашкины глаза и затылок глядящего на нее кавалера.
Всех Сашкиных многочисленных поклонников именовала кавалерами Любина мама. Ей просто слово это нравилось, потому что любимой ее книгой была «Манон Леско» и любимым персонажем, соответственно, кавалер де Грие.
Когда Любе было четырнадцать лет и все связанное со взрослыми вообще и с мамой в частности вызывало у нее раздражение и злость, она поинтересовалась, читала ли та хоть одну книгу, кроме этой своей «Манон».