Но это кончилось, понятно, не вместе с жизнью. Бернхард задергался над нею, вжался в ее спину всем телом, придавил ее к кровати, к сбившейся комком простыне. Из груди его вырывались при этом какие-то резкие, короткие звуки, а пальцы впивались в Любины плечи так, что в другой раз она, пожалуй, закричала бы от боли. Но сейчас был не другой раз. Совсем не другой!..
– Это было бешено! – Он перекатился на спину, лег рядом, тяжело дыша. – Ты фантастическая женщина.
– По-моему, ничего фантастического я не делала. – Люба еле наскребла в себе достаточно спокойствия для того, чтобы усмехнуться. – Что все, то и я.
– Не то же, что все, можешь мне поверить. У меня были женщины, и поэтому я знаю, что говорю. У тебя бешеный темперамент. Я думаю, что тебе нелегко ходить по улицам!
– Почему? – удивилась Люба.
– Ты вызываешь очень сильное сексуальное возбуждение у каждого мужчины, когда он идет тебе навстречу. Или следом за тобой. Я думаю, в Москве это является опасно.
– Ничего опасного, – хмыкнула Люба. – Во всяком случае, на улицах никто на меня не бросается.
Его комплименты были так же незамысловаты, как любовные приемы, и так же действенны: от того и от другого у Любы начинало приятно покалывать между ног и хотелось немедленно повторить и слова, и приемы сначала.
«А что? – весело подумала она. – Неплохо было бы в койке неделю-другую провести!»
Во всяком случае, это было бы явно не хуже, чем то, как проводила она до сих пор неделю за неделей своей жизни.
Но провести новым приятным образом не то что неделю, а даже один только сегодняшний день до вечера вряд ли было возможно. Непонятно, куда подевалась мама, но придет же когда-нибудь. Любе совсем не хотелось встречать ее в перевернутой вверх дном постели и тем более в компании голого мужчины.
– Люба, к сожалению, сейчас я должен уйти, – сказал Бернхард. – У меня через два часа начнется конференция, для которой я приехал в Москву.
«Золото, а не мужчина!» – подумала Люба.
Неизвестно, конечно, являлся ли Бернхард Менцель золотом, но, во всяком случае, за все время их недолгого и феерического общения от него не поступило ни единого неприятного сообщения. Вот и сейчас: стоило ей подумать, что пора его как-нибудь выпроваживать – пожалуйста, он уже и сам выражает правильное намерение.
– Надо так надо, – кивнула Люба. Но все же ей показалось, что это прозвучало слишком равнодушно, и она добавила: – Мне было с тобой хорошо.
Он поцеловал ее, встал с кровати и начал одеваться. Это почему-то удивило Любу. Не то, конечно, что он одевается, – ей показался каким-то неожиданным его поцелуй после того неистового, что весь прошлый час происходило между ними.